Взяв оба меча, он долго их рассматривал, гнул на колене и ощупывал лезвие, потом выбрал один из них и вершка на четыре от рукояти стал накаливать на свече лезвие. Сталь сначала пожелтела, потом покраснела, посинела, а затем стала совсем чёрного цвета. Хмырь немедленно полил это место святой водой из стеклянки. Сталь зашипела, и клуб пара поднялся от клинка.
Во всё время этой операции он бормотал неясные слова, не то молитвы, не то заклинания, и затем несколько раз перекрестил и поцеловал клинок.
Седлецкий со всё возрастающим любопытством следил за каждым движением слуги. Но старый Хмырь ещё не кончил своего дела. На клинке меча виднелось теперь большое чёрное пятно с синими краями, явилась улика совершённой: операции. Однако старый литвин знал своё дело. Он достал из кармана сверточек с коричневым порошком и обыкновенную пробку, взял немного порошка на неё, стал легонько отчищать клинок. Эта последняя операция продолжалась недолго. Скоро клинок заблестел по-прежнему, и на его блестящей поверхности не осталось ни малейшего пятнышка.
Взяв затем другой меч, старый литвин только полил его святой водой да провёл легонько восковой свечкой по его блестящей поверхности. Чуть заметная сальная черточка появилась на мече.
— Вот, ясный пан, и всё кончено. Помолись усердно Матери Божией, чтобы тебе в руки попал вот этот меч, — он подал второй в руки пана.
— А тот? — быстро спросил Седлецкий.
— Будущее скрыто в руце Господней, — как-то таинственно отозвался Хмырь и, прежде чем пан успел потребовать объяснения, погасил свечу и юркнул из шатра.
Всё это произошло так неожиданно, что Седлецкий в первую минуту по уходе старика счёл всю эту сцену за сон, или видение, но один из мечей, именно тот, который он должен был выбрать для себя, был в его руках и это ощущение возвратило его к действительности.
Он отчасти понял операцию, которую произвёл старый слуга над одним из мечей: сталь была откалена и должна была изменить при сильном ударе. Следовательно, оружие было подложное, бесчестное. Но ведь и клевета было тоже делом не похвальным. Две подлости, две подлости, а если узнают, а если догадаются! — мысленно говорил он сам с собой. — Но разве могут меня обвинить? Мечи не мои, только вчера получил я их в добычу!
Несколько раз ещё врождённая честность старалась бороться против затеваемой подлости, но практичность и полная безнаказанность были так заманчивы, что пан Седлецкий задремал, не выпуская из рук меча, чтобы как нибудь не перемешать его с другим в ночной темноте.
Он уснул, но страшный мучительный сон тотчас сковал его в свои ледяные объятия. Ему ясно, со всеми подробностями и так живо, словно наяву, представился завтрашний бой. Громадная рыжая бородатая фигура чешского рыцаря бросалась на него, в мгновение ока свергала его на землю и, поставив колено на грудь, требовала признания в клевете.