— О, Боже, — тихонько и немного нервно засмеялась я, когда он взял мою руку и обмотал лентой запястье. — Нет, Виктор, — хотела было сдёрнуть повязку.
Он не дал. Схватил кисть и сдавил. Неожиданно я оказалась в его руках, ткнулась носом ему в плечо и услышала у самого уха предупреждение:
— Снимешь, и я возьму своё слово обратно. По окончании месяца получишь свой паспорт, сядешь в самолёт и вернёшься в Россию. Никакой Италии, никакого Милана.
Это могло бы показаться частью игры, но игрой не было. Шутить он даже не думал.
Колени упирались в его ноги, запястья находились в плену его пальцев. С глухим, почти неслышным рычанием он потёрся носом о мой висок, слегка укусил и резко оттолкнул.
Тихонько вскрикнув на вдохе, я повалилась спиной на постель. Буквально на мгновение обретшая свободу приподнялась, и тут же он схватил обе моих руки.
— Ты продолжишь, даже если я скажу, что не хочу? — всё-таки попыталась высвободиться, когда он рывком проволок меня по постели.
— А ты не хочешь? — задрал руки над головой.
Кисти соприкоснулись с чем-то твёрдым и прохладным. Металл… металлическая спинка кровати. Лента туго затянулась, я бессильно повела кистями. Сказать да — значило солгать. И я бы сделала это из чувства противоречия. Сделала бы, если бы могла предугадать хоть что-то.
— Так что, Марин? — одним пальцем по руке от самой кисти вниз. По внутренней стороне предплечья и локтю, по плечу и ниже — к шее, ключицам, животу. Остановившись в самом низу, он вкрадчиво спросил: — Не хочешь? Одно твоё слово, — ещё немного ниже. Костяшками по бедру. Так близко от плоти, что это было похоже на мучение. Опять пальцами — чертя там, где ещё недавно было кружево трусиков. — Мы продолжим, или не хочешь?
— Ты и сам знаешь, — я криво усмехнулась. Сжала пальцы, разжала их и прикрыла без того скрытые плотной повязкой глаза. Откинула голову и сделала вдох, наслаждаясь его садистскими ласками.
— Я знаю, — тихим рокотом по моему сознанию.
Постель спружинила, стоило Вику подняться. В руках его оказалась моя лодыжка. Прикосновение его рук одновременно с шёлком. Так же — ко второй. Покусывая губы, я ловила каждое его касание.
— Вот и молодец, — крепко привязав вторую ногу, он погладил меня от кончиков пальцев до коленки. — Теперь молчи, Марин. Не думай ни о чём. Освободи себя. Расслабься и почувствуй своё тело.
Комната наполнилась музыкой. Негромкая, она будто лилась со всех сторон. Мелодия, в которой переплелось дыхание ветра и шум прибоя, что-то древнее, тягуче-зовущее и вечное. Мелодичный, словно бы доносящийся издалека женский голос вплёлся в неё одновременно с тем, как я почувствовала прикосновение. Мягкое, совсем невесомое прикосновение у края ленты, оплётшей лодыжку. Мягкие, почти неощутимые, они поначалу показались мне успокаивающими, но не прошло и минуты, как я поняла, что ошиблась. Вик гладил меня ладонями, то сильнее, то совсем неощутимо. По кругу — спиралями. По ноге до середины бедра, так же — по второй. Казалось, ему известна каждая точка на моём теле. Я сама не знала, а он знал…