Все остальные действия окрасились в цвет того самого осадка, что остался после объятий – серо-розовый. Розовым были губы Лизы, а серым – душа Андрея. По какой-то причине теперь они смешались в единое целое; готовя яичницу, Андрей словно ощущал, как эта серо-розовая жидкость наполняет его сосуды вместо крови, разливаясь из центра груди. Эти объятия… Они так смутили, что захотелось немедленно выбежать из комнаты – словом, вот почему Андрей сейчас готовил, а не разговаривал с Лизой. Чужие женские ладони обвивают твоё тело и заключают в объятия, чужая грудь прижимается к тебе… хотя сам ты даже не готов к таким объятиям… это способно сломать сердце. Сердце, пережившее столько драк, не знало, как справиться с подаренной нежностью.
И ещё она призналась ему в любви. Конечно, то были просто слова, но, разрезая найденный в холодильнике бекон, Андрей снова и снова прокручивал их у себя в голове. «Мы встретились меньше часа назад, а я уже люблю тебя так, как не любила никого», – вот что сказала Лиза. Сказала так, словно Андрей для неё не был пустым местом. Сказала так, словно он был кому-то нужен.
Мы оба встретились за миг до смерти.
Закончив с готовкой, он переложил яичницу со сковороды на тарелку, на свой вкус посыпал солью и, собравшись с мыслями, отправился обратно в комнату. Сейчас он войдёт, скажет ей, что еда готова, она поест, а дальше будь что будет! Он не хотел об этом задумываться.
Лиза заснула.
Увидев её, свернувшуюся на кровати клубочком у самой подушки (действительно, словно маленький котёнок в розовой толстовке), Андрей аккуратно вошёл в комнату и сначала было подумал разбудить её, но какая-то его часть тихо-тихо прошептала: «Пусть спит». Поэтому он лишь сел рядышком на кровать и в молчании мира, в наступившей тишине, посвящённой двум уцелевшим жизням, стал рассматривать её.
Лицо Лизы, в этот момент полностью расслабленное, освещаемое комнатной лампой, казалось очень, очень красивым. Андрей видел много красивых лиц, преисполненных уточнённой эстетики, обладающих чуть ли не идеальной симметрией, но лицо Лизы для него выглядело среди всех самым красивым. Что-то невидимое пробегало по щёчкам, по линиям губ, дрейфуя по нежной коже, и хоть черты лица были далеки от идеала, они казались прекраснее всех на свете. Они кричали о беззащитности. Да, беззащитность – вот что видел Андрей, смотря на свернувшуюся клубочком Лизу. Она подогнула ноги, спрятала маленькие кулачки под подбородком и больше всего напоминала брошенного мамой зверька, который нашёл норку и переживает в ней холодную ночь. Глядя на неё, Андрей отчего-то испытывал жгучую потребность защитить эти тоненькие ножки, эти полураскрытые губы, эти прикрытые веками глаза, которые сейчас бы мог закрывать один из прохожих. Вокруг Лизы витало нечто еле ощутимое, но Андрей никак не мог насытиться ароматом этого «нечто», а когда он вспомнил, как она обняла его, прижавшись к нему всем телом, стало так дурно и приятно одновременно, что он окончательно запутался в чувствах.