– Тварь! Сука! Ты ударил меня по яйцам!
Дальше всё начало происходить ещё быстрее. Вспоминая ту драку, Андрей выхватывал из памяти лишь отдельные фрагменты, но редкими вечерами, когда весь мир затихал, а мысли становились громче, произошедшее всплывало в голове в чётком хронологическом порядке и с такими деталями, что иногда становилось жутко.
Андрей предпринял попытку встать – бедренная кость словно раскололась, а острые края впились в плоть. Андрей стиснул зубы, попытался встать с колен, но боль, боль – такая боль! – вгрызлась в мышцы, будто голодный хищник – в падшую жертву.
– Держи ему руки! – крикнул Синицын. – Заведи их за спину и держи, мать твою!
Его запястья сцепили оковы, чьи-то ладони завели его руки за пояс и теперь прижимали к тазу, как бы говоря: «Ты не выберешься, дружок». Андрей мог бы попытаться вырваться, ведь знал, что мышцы на его руках самые крепкие в классе, но из него вытекло столько сил, что уже приходилось с трудом держать веки открытыми. Глаза выхватили приближающегося Синицына: он стянул с себя футболку, теперь всем была видна его большая – нет, огромная – грудная клетка. Приблизившись к Андрею, он врезал ему по лицу, и если б на кулаке до сих пор был кастет, то он сломал бы челюсть, выбив из суставов и образовав трещину в кости. Голова Андрея откинулась, он увидел – увидел очень чётко, – как капли крови, вылетевшие из его рта, попали на белые колготки одноклассницы. Красные-красные пятнышки. Послышался девичий визг, стук каблуков, стройные ножки исчезли.
– Сейчас я с тобой поболтаю, Андрей Бедров.
Синицын подошёл ко всё ещё стонущему Гоше (я приготовил ему яичницу), взял у него его же футболку, вернулся к Андрею, запихал скомканную футболку ему в рот. Скулы тут же свело от вкуса чужого пота. Резкий, прошибающий до мозга костей запах ударил в нос. Языком Андрей почувствовал влагу в том месте, что прикрывало подмышку Гоши, и попытался выплюнуть футболку, но Синицын не позволил ему этого сделать: он накинул ему на голову собственную футболку, убедился, что она расположена на линии рта, натянул свободные концы и завязал двойной узел на затылке – получился своеобразный кляп из вонючих, пропитанных потом футболок.
– Теперь ты можешь только мычать, говнюк, – Синицын встал напротив него. – Что ж, приступим к самому главному?
И впервые Андрей, подняв голову, осмотрелся. Стоя на коленях в школьном коридоре, чувствуя, как волокна мышц на бедре съедает плавящийся свинец, с засунутой в рот футболкой, он был в окружении двадцати двух человек, что встали кольцом и смотрели на происходящее словно зрители в Колизее. Кто-то улыбался, но у большинства глаза расширились от страха, а руки тряслись, поэтому приходилось прижимать их к телу или сцеплять в замок. В центре кольца выл от боли маленький лысый чёрт Гоша, держась за причинное место, другой отпрыск Синицына стискивал Андрею запястья, а сам он, Большой Мальчик, голый по пояс, стоял перед ним подобно рыцарю, выигравшему битву. Солнечный свет, проникающий в школу через окна, ложился на его блестящий от пота торс. Смотря на него снизу вверх, Андрей видел перед собой великана. И именно тогда он почувствовал, что его публично вогнали в грязь, смешав с вонючим дерьмом.