Том замолчал и допил разом весь виски, что оставался у него в бокале. В комнате повисла тишина.
— Ты узнал, что это было? — спросил я.
— Да. Узнал, — Том смотрел в мне в глаза, точно подбирая слова. Все молчали, требуя продолжения. — Их так и называют «улыбающимися», я был прав, — усмехнувшись, продолжил он, — мне рассказали старожилы той деревни. Да, мне пришлось туда вернуться, чтобы вступить в наследство после смерти отца, когда я нашел те бумаги. Я не знаю, по какому принципу они выбирают, кто их будет видеть, но это в большинстве своем дети, они точно пытаются принять их к себе… И, кстати, да, они и вправду мертвые! — Том замолчал и, зажигая следующую сигару, дал понять, что больше он ничего не скажет. В зале повисла тишина. Часы отбили полночь. Надо было расходиться, вечер и так затянулся неприлично долго.
Попрощавшись со всеми и выйдя из дома, я направился вдоль улицы, освещенной фонарями. Можно было, конечно, взять экипаж, но идти мне было сравнительно недалеко, а выпитый виски еще играл в голове, и я решил прогуляться. Людей не было видно, только кое-где горел свет в окнах, а с неба сыпало что-то мелко-сырое, и холодный ветер заставил поднять воротник повыше. Я шел, раздумывая о рассказе Тома и о степени, в которой я готов был ему верить. В свои сорок семь лет я был твердым и убежденным атеистом, не верующим ни в Бога, ни в черта, но Том был моим хорошим давним другом, да и не тем человеком, который придумывает пьяные байки ради забавы, да и по правде-то пьян он был не настолько, чтобы придумывать подобные вещи.
Погрузившись в эти мысли, я прошел уже большую часть своего пути, как увидел на пустынном перекрестке девушку. Она оглядывалась по сторонам, точно ища верную дорогу или направление. Она почти металась в отчаянии. Лица я не видел, но она была достаточно стройной, невысокой, с яркими рыжими спадающими на спину почти огненными волосами, в легком длинном бежевом летнем платье, совершенно не подходящем для прогулок ночью в начале ноября, еще и в безлюдном месте. Она меня не видела, да и я видел ее лишь со спины.
— Эм-м, доброй ночи, мисс, могу я вам помочь? — молвил я как можно дружелюбнее, настолько, насколько это вообще можно было сказать ночью в безлюдном перекрестке девушке, чтобы она не посчитала тебя маньяком-убийцей. И тут она резко обернулась. Я остолбенел, за доли секунды меня бросило в жар, в холод и прошиб ледяной пот, расползаясь по спине и ниже липкой пленкой ужаса…
На мертвенно-бело-синем лице сиял оскал улыбки от уха до уха, а черные глазницы смотрели мне прямо в душу….