– Эй, пижон, ты откудова такой прибарахленный? – окликнул его достаточно молодой голос.
Пожалуй, этого стоило ожидать. Костя повернулся, прищурился от бившего в глаза солнца, с одной стороны пожалев, что очки от солнца остались в рюкзаке, а с другой порадовавшись этому факту. Нельзя было исключать вариант с дракой, и очки было бы особенно жалко.
– Ну, допустим, из Москвы, – ответил он, глядя на парня плюс-минус его возраста, только в вытянутых батиных трениках, белой майке и дурацкой кепочке. По сравнению с ним Костя был не то что прибарахленный, он был почти рок-звездой. – А тебе мой прикид жмет, или что? – добавил он, давая понять, что наезды на пустом месте терпеть не собирается.
– Я ещё не примерял, – деревенский осклабился, демонстрируя отсутствие одного зуба слева, зато справа это компенсировали аж два золотых. – К кому прибыл, Москва? – говор у него был чудной, не вполне поволжский, он как будто специально старался тянуть буквы "а", но память о-кающих предков, видимо, была сильнее.
"И не примеришь", – про себя подумал Костя, но отвечать на эту ремарку не стал. Мало ли, вдруг где в придорожных кустах у него компания друзей с собой.
– К Пантелеймоновым, к деду с бабкой, – ответил он, выжидая, что будет дальше. Солнце жарило макушку, зверски хотелось есть и курить, а ситуация напоминала разборки в каком-то старом вестерне, когда стрелки вот-вот схватятся за револьверы.
– Костя?! – его окликнул еще один голос.
Деревенский повернул голову и, увидев мужчину, немного причудливо одетого – в подрясник и белую кепочку, заметно растерял свой пыл.
– Здрасте, отец Александр. А я вот гостя встретил, думал, проводить, если надо.
Костя с интересом уставился на батюшку, мельком подумав, как должно быть ему было жарко во всем черном на солнцепеке.
– Ну так я его провожу, мне все равно в ту сторону, – сообщил батюшка. – А ты иди куда шел, Витя, Бог в помощь, – добавил он, и деревенскому пацану не оставалось ничего другого, кроме как сплюнуть и развернуться.
– А откуда вы меня знаете? Я вас совсем не помню, – спросил Костя, пока они с батюшкой шли по проселочной дороге. Тому на вид было лет пятьдесят, а может и побольше, поповская борода была перехвачена розовой резинкой, чтобы не мешалась, а общее впечатление было скорее, как от Коровьева, разве что, треснутого пенсне не хватало.
– Как же я могу не знать внучка Мити да Любы? – батюшка усмехнулся в бороду, щедро присыпанную солью седых волос. – Ты ж тут все детство собакам хвосты крутил. Давай-ка с баулом твоим помогу, – он протянул руку за Костиной сумкой.