– Я понимаю, – говорю.
– Я выжата как лимон, Джимми. Честное слово.
– Представляю. Тебе надо побольше отдыхать.
Она позволила мне погладить себя, а потом села и оттолкнула меня.
– Ты тоже вымотался. Ты сам сказал. Приляг, а я пойду помогу маме с обедом.
Она надела через голову фартук, а я откинулся на подушки.
– Отдай маме доллар.
– Чего ради?
– За продукты.
Роберта словно только что заметила пакет.
– Зачем ты это покупал? У нас два фунта бобов в буфете. Почему мама их не приготовила?
– Откуда мне знать. Меня не было.
– Они же в буфете. Не могла же она не видеть.
– Черт с ними. В следующий раз съедим. Ладно, ступай, делай что надо и отдай маме доллар.
– Ладно, подумаю.
Я вскочил с кровати, чуть не задохнувшись от бешенства:
– Я тебе сейчас подумаю! Отдай маме доллар!
Дверь приотворилась, и показалась мама.
– Кто-то меня звал? – спросила она.
– Нет, мам, – говорю. – Это я говорю Роберте насчет ужина – о покупках. Чтоб она тебе доллар вернула.
– Да ладно, обойдусь, – говорит мама. – Если у вас туго с деньгами, можете не отдавать.
– Да полно у нас денег, – отвечает Роберта. – Целая куча. Подожди минутку. – И начинает ковыряться в сумочке: вытаскивает пятицентовики, десятицентовики, пенни и выкладывает на туалетный столик.
– У тебя что, доллара одной бумажкой, что ли, нет? – спрашиваю.
– Подожди, сейчас я маме все наберу, – отвечает Роберта этаким ласковым голоском, – у меня здесь есть... вот, мама, двадцать, двадцать пять, сорок, шестьдесят, восемьдесят три, девяносто три. Черт, семи центов не хватает. Ты не против, если я тебе завтра отдам?
– Да не надо ничего, потом как-нибудь отдашь, – говорит мама.
Роберта собрала всю мелочь.
– Если надо, бери сейчас.
Мама вышла.
Я лежу и смотрю на Роберту в зеркале. Она перехватила мой взгляд и отвела глаза.
– На сколько ты всего купил?
– На семьдесят центов. Тридцать осталось, если тебя это интересует.
– Пойдешь купишь чего-нибудь выпить?
– Не хочу разочаровывать тебя. Пойду куплю кварту вина.
– Не надо, Джимми. Врачи же запретили тебе.
– Смерть, где твое жало?
Роберта ушла.
Вскоре просыпается Мак и трет глазенки со сна. В нем ни капли жира, но он что вдоль, что поперек – крупный парнишка.
– Привет, пап.
– Привет, малыш. Какое волшебное слово?
– Белеги деньги.
– Что в городе видал? На самолете катался?
– Уф! И кусавку видел.
– Самую что ни на есть настоящую?
– А то как.
– А на что она похожа?
Мак подмигнул:
– Кусавка как кусавка, – и убежал.
У меня эта шутка навязла в зубах, но другой он не знает, с юмором у него плоховато.
* * *
Было уже около девяти. Роберта с детьми закрылась в спальне, мама возилась в ванной со своими распухшими пальцами на ногах. Фрэнки еще не было, словом, передняя комната была в моем распоряжении. Я ничего против не имел. Расставил пару кресел: одно для ног – для полного кайфа. Затем сбегал в винную лавку и принес выпивки. Мне показалось, что продавец немного задавался; впрочем, может, это мне показалось. Выпивохи в Калифорнии не слишком почитаются, во всяком случае кто пьет такое вино, что я купил. Лучшие калифорнийские вина предпочитают вывозить, а дешевые местные, остающиеся на про дажу, делают из отбросов и закрепляют первачом.