Она резко оттолкнула мою руку, глаза ее зло заблестели:
— Я имею право быть рядом с мужем!
Видит Бог, мне не хотелось с ней ссориться. Разве можно ссориться с потерпевшими? И понять ее можно было — зачем нужны эти дурацкие допросы, когда муж в таком тяжелом состоянии? Только что прооперирован… Я уже склонна была разрешить ей остаться — ну, в конце концов, что такого, если жена побудет рядом с мужем во время этого разговора? За руку подержит, ему будет легче… Но тут вмешалась мать Ольги:
— Олюшка, — сказала она твердо, — пойдем, подождем в коридоре, я хоть словечком с тобой перекинусь. Пойдем, ласточка моя. — И она увела Ольгу из палаты, а я опять наклонилась к потерпевшему.
Он приоткрыл глаза и тихо, но внятно спросил:
— Кто это?
— Это ваша жена, Ольга, — сказала я, успокаивающе поглаживая его по руке. — Виктор Геннадьевич, вы помните, как вы оказались в той парадной?
— Виктор Геннадьевич? — переспросил он. — В той парадной? В какой?
— Там, где вы получили травму. Вы в больнице, вам недавно сделали операцию…
— Я понимаю, — слабым голосом сказал он. — Почему вы называете меня Виктор?
— А как вас называть?
Он помолчал и закрыл глаза. Потом, не поднимая век, проговорил:
— Не помню. Я не помню, как меня зовут.
— Вас зовут Виктор Геннадьевич Коростелев, — терпеливо подсказала я, но он чуть качнул головой из стороны в сторону, и доктор испуганно дернулся.
— Нет, — чуть погодя сказал потерпевший, — меня не так зовут.
— А как? — Я наклонилась к нему.
— Не помню. Но не Виктор.
— Хорошо. А вы помните, где живете?
— Нет, — помолчав, отозвался потерпевший. Доктор наклонился ко мне и на ухо сказал:
— Амнезия. Я же говорил, пустая трата времени.
Я повернулась к доктору и приложила палец к губам, а потом снова наклонилась к потерпевшему, решив не называть его больше по имени, чтобы не нервировать:
— Вы можете сказать, что вы делали утром, выйдя из дома, и куда пошли?
Потерпевший, не открывая глаз, прошептал:
— Н-нет, не помню.
— Вы что-нибудь помните? Можете рассказать? — Я была в отчаянии; только сейчас я увидела, как ему плохо, и мне почему-то показалось, что лучше ему не станет.
— Помню, — проговорил он. И даже голос у него слегка окреп.
— Что?! — спросили мы с доктором в один голос и почти легли на подушку рядом с потерпевшим, наклонившись к нему.
— Помню, — прошептал он, — что… Что никогда не был женат…
* * *
Из больницы мы с Кужеровым поехали на станцию “Скорой помощи”, допрашивать бригаду, доставившую потерпевшего в больницу. То, что сказал потерпевший, я даже не стала записывать в протокол; конечно, допрашивать человека через пару часов после операции было глупо и негуманно. Доктор сообразил это быстрее меня и прервал допрос. Бросив на меня ожесточенный взгляд, Ольга заняла свое место рядом с постелью мужа. Ее мать скромно присела в уголочке палаты, а мы с Кужеровым и доктором покинули помещение. В коридоре врач укоризненно покачал головой. Его укоризна явно была обращена не только ко мне, но и к себе самому. Бригаду мы застали на станции, в перерывах между выездами. Врач и фельдшер подняли нас на смех.