Теперь я шел той же дорогой и думал: Господи, как разбежались наши пути! Стасик Межевой первый сошел с той волчьей тропы и стал редактором Госкино. Эпохальный проект «Ядерный век» нагло украл у Семы Шульмана один из знаменитых советских режиссеров, и Сема с горя разошелся тогда с Таней Самойловой, женился на какой-то иностранке и уехал из СССР в Австралию. Тюрин лет пять или шесть ходил в ореоле голодного гения и доголодался до того, что согласился экранизировать «Целину» Брежнева. Знаменитого армянского художника, о котором мечтал сделать фильм Артур Пелишьян, убили армянские гэбэшники, бездарно повторив сталинское убийство Михоэлса, – грузовиком влепили художника в стену; и на этой почве Артур сам заболел манией преследования. А Витя Мережко, про которого редакторши чаше всего говорили, что он не умеет писать по-русски, стал самым кассовым советским драматургом. Мне же понадобилось сделать три компромиссных фильма, в которых реальная жизнь была упакована в глянцевую обложку социалистического реализма, чтобы усыпить бдительность редакторов и сделать свою «Бесконечную зиму». «Вадим! – говорили мне редакторы. – Как вы могли написать такую ужасную сцену: пятеро подростков пьют вино и играют в карты на деньги! Это же порочит нашу действительность! Нет, эту сцену нужно выносить!» – «Но смотрите, у меня же написано: они играют в карты, а за ними по улице идет пионерский отряд с барабанами и знаменами! То есть плохих подростков всего пять, а хороших – сто! Даже не сто – двести!» – «Да? К– хм… Знаете что? Давайте так: мы вам разрешим оставить этот эпизод, если плохих подростков будет не пять, а три. Пять – это слишком много для одного города». – «А вы знаете, какая реальная статистика детской преступности в нашей стране?» – «Ну хорошо, Вадим, четыре плохих. Договорились?».
Да, мне пришлось сделать три таких фильма, чтобы усыпить их бдительность и получить разрешение ставить «Зиму», за которую меня потом просто выбросили из кино…
– Эй! Скинемся на троих? – вдруг прервал мои воспоминания хриплый голос.
Прямо передо мной на влажном предрассветном асфальте стоял, заступив мне путь, худой и тщедушный мужичок с дерзкими синими глазами, небритым круглым лицом и пеной нечесаных пепельных волос. За ним, справа, у входа в магазин «Пиво-воды», толпилось человек сорок явных алкашей, терзающихся жаждой по выпивке. Я хотел молча пройти мимо этого синеглазого мужика, но вдруг меня осенило, что надо же отметить встречу с родиной.
– А разве с утра продают водку? – спросил я, вспомнив про горбачевскую антиалкогольную кампанию.