Удачный момент, чтобы напомнить и подтолкнуть, выпадал, по мнению Петра Александровича, на понедельник, когда молодые вернутся с банкета, если, конечно, не за полночь. Петр Александрович заметил, что когда Григорий выпивал - выпивал он не часто, на какие шиши, а угощать нынче не очень-то угощают, - он становился разговорчив, общителен и даже не скуп. Вообще-то Петр Александрович считал зятя скупым. Не так насчет денег, как насчет вещей: попросишь, бывает, какой пустяк, бритвенное лезвие, помазок или шарф надеть, на улицу выскочить, он всегда дает как-то вроде нехотя, не сразу. Книгу попросишь, вот Жуковского просил, Анатоля Франса - библиотека у него на Башиловке видная, прекрасно подобранная, - пообещает: "Хорошо, Петр Александрович, завтра принесу". А завтра: "Ай, забыл! Следующий раз как буду там, обязательно захвачу". Жуковского два месяца мурыжил-мурыжил, а потом: вчера, говорит, искал специально, не нашел, куда-то делся. Скупенек, чего говорить. Да ведь жизнь несладкая: какой год бьется, а толку нет. Никто его пьес не берет, киносценариев тоже. А пишет неплохо, замечательно, талант большой. Не хуже, чем у других-то. Про восстание в Сибири давал читать: здорово! Язык очень хороший, крепкий, факты богатые. Видимо, связей не хватает. Там ведь без этого никуда. Сто лет будешь биться - все впустую, даже не думай...
Не дождавшись Григория и Ляли, Петр Александрович уснул. Сон был тяжкий: трактор, треща изгородью, ломая столбы, ползет в сад, на клумбы, сначала на георгины, потом на флоксы, нежно-розовые, в осенней великой силе, ирисы, левкои - все в кашу. На тракторе за рулем Митька Куртов, орет злобно: "Довольно! Наигрались!" Проснулся с колотьем в сердце, звал Ирину напрасно, за стенкой шум, разговор. Лялькин веселый хохот. На часах был час с половиной.
Вдруг вбежала Ирина Игнатьевна, всполошенная:
- Отец! Не спишь?
- А ты где, чертушка? Второй час, люди добрые... - ворчал сердито, весь еще во власти кошмара, и голос слаб. - Не напразднуетесь... Подай сердечное. Запить. - Когда давило в груди и нападал страх, будто смерть вблизи, все казалось чепухой: радость жены, Лялькины успехи, неудачи все, все. И только одно - сад. - Попроси Григория зайти.
- Петраша, гости там, чай пьют, - зашептала Ирина Игнатьевна, наклоняясь низко к лицу Петра Александровича. Зачем-то улыбалась впотьмах, глупо. - Драматург, которого пьесу играли...
- Ну и шут с ним, какая важность. Позови тотчас! Скажи - срочно прошу!
Через короткое время вошел, распахнув дверь настежь, Григорий, сел осторожно на стул рядом с диваном. Покачивался. Сильный запах вина распространился по комнате.