- Гриша, вот какое, значит, дело... - начал Петр Александрович, стараясь придать голосу строгую деловитость. Объяснил, что нельзя терять ни дня, ни часа. Насчет газеты. Прямо завтра с утра: позвонить куда нужно, написать, свезти, безобразие вопиющее, вредительство высшей марки, рассказать кому - не поверят, что на тридцать пятом году Советской власти такое творят.
Григорий сидел, опустив голову, уставив локти в колени, и кивал, понурясь:
- Да... Да... Да... - Потом вдруг поднял голову и спросил: - Петр Саныч, а почему меня не поздравляете?
- С чем?
- А с премьерой моей незаконной супруги Людмилы Петровны Телепневой.
- А, ну что ж, пожалуйста! Я тебя поздравляю.
- Вы меня должны поздравлять. - Грозил пальцем. - Меня все поздравляют, а я всех благодарю. Вот сейчас в "Советской" все руку жали, говорили: "Мы вас поздравляем, мой милый". Или так: "Поздравляем от души, любезный". А я благодарил. Спасибо, благодарю вас. Потому что благодарить необходимо! Человечество погибает от недостатка благодарности - Благодарности в высшем смысле, с большой буквы...
Ирина Игнатьевна, стоявшая в дверях за спиной зятя, делала знаки: прогоняй, пьян - не видишь? По дерганым движениям, глупой улыбке - среди ночи вздумала, дура, чаем поить! - увидел, что и сама матушка хороша.
- Ладно, уходи... - сказал слабым голосом. - Завтра. Поздравляю тебя...
- Спасибо, спасибо. Искренне вами тронут... - шептал Григорий, шаркая и кланяясь низко, как шут. Когда бывал пьян, всегда вот этак шептал и паясничал.
Ирина Игнатьевна погасила свет в коридоре. Через полминуты Григорий снова зажег, вперся в комнату, зашептал:
- Между прочим, драматург будет здесь ночевать. Поскольку час поздний. С женой, говорит, ссорюсь, не хочу домой.
- Что ж, пускай, - сказал Петр Александрович. - Место дозволяет. Товарищ Смолянов?
- Товарищ Смолянов. Должен сказать, человек в высшей степени загадочный. У меня есть подозрение, по некоторым данным, мельчайшим наблюдениям... - Наклонился и шепнул: - Достоевского не читал!
- Ну? - спросил Петр Александрович, как бы испугавшись.
- Не читал. Ей-богу! Тссс... - Гриша смеялся беззвучно, махая руками над лежащим Петром Александровичем. - И с Толстым, по-моему, не все в порядке... Кстати, у Достоевского в "Бесах" есть такая мысль - человеку для счастья нужно столько же счастья, сколько и несчастья. Это очень глубоко, Петр Саныч! Понимаете ли, Прыжов Иван Гаврилович... Я вам не рассказывал? Ну, не важно. Отставной коллежский регистратор. Там целая история. Не важно, не важно. Так вот жизнь этого Прыжова была невероятно мучительной, цепь несчастий, и все-таки, понимаете, Петр Саныч, у него было и счастье. Какое же, спросите вы? А его жена, Ольга Григорьевна Мартос... Самоотверженная женщина... Ведь намучилась с ним в Москве, всегда без гроша, вечные неудачи, пьяница страшный, неизлечимый, и потом еще - в Сибирь за ним... Вот-с какие пироги... - Григорий стоял, покачиваясь, вытирая щеки ладонью, минуту целую стоял вот так молча, потом ушел на цыпочках.