Мучаясь от нестерпимой боли, Роман нагреб в кучу серого снега, упрятал туда кисть. Почуяв облегчение, благодарно посмотрел на солдата, вспомнил утренний переход через Алле и даже фамилию этого солдата.
- Как хорошо. Хомутов, что встретились Я там, на речке, про одного на вас подумал.
Некрасивое вытянутое лицо солдата потускнело.
- Я ничего, живой покуда. Дружка мово... Помните, на перине кемарил? На леде остался, вот эту боталу дали...
- Я тебе что, пряник? "Да-ал-и-и",- передразнил его напарник.
- Зачем пряник, ботало, говорю,- улыбнулся вроде бы глухой к юмору старый знакомец Романа.
- Какой есть. Умных-то - к умным, а меня вот - к тебе.
Незлобивую перебранку прервал рев новой контратаки. Пятницкий почувствовал, как инстинктивно поджались пальцы ног, криво усмехнувшись над этой мерзкой человеческой слабостью, взялся за автомат. Савушкин торопливо завязал тесемки на шапке, освобождая руки для карабина, сунул трубку под наушник и лег рядом с Пятницким.
- Ничего, Женя, отобьем и этих,- сказал ему Роман.
- А чего, я ничего,- бодрясь, пролепетал Женя и передвинул мешавший под животом подсумок.
Сутулый пулеметчик пощурился в сторону немцев - как далеко, растуды их,- деловито установил прицел, полулежащий, устраиваясь поупористей, посучил ногами.
Автоматный огонь становился все гуще и плотнее, пули летели над головами, цокали о землю, фырча и повизгивая, рикошетили.
Пятницкий приладился к прикладу, борясь с волнением, выцелил рослого немца с раззявленным ртом, нажал спуск. Коротко и быстро стукотнуло в плечо. Немец выронил автомат, повалился. Роман, выискивая новую жертву, стал перемещать ствол, но Женя Савушкин толкнул его криком:
- Связь! Товарищ лейтенант, связь!
Степан Данилович, милый! Жив, значит, связал ниточку! Роман выдернул трубку из-под Жениной шапки, приложился к ней и услышал:
- Я Припять, отвечайте, отвечайте...
Мучаются на огневой, никак не дозовутся до наблюдательного.
Роман зажал больной рукой второе ухо, закричал:
- Я Кама, дайте седьмого!
- Кама, я...- затухало у реки.
Что там, опять порыв?
- Припять, Припять! - яростно потрясал трубкой Пятницкий.
Замолчала, отсоединилась Припять. Роман забыл о всем на свете. Припять, только Припять нужна ему. Он не видел, как справа от них немцы подошли вплотную к окопам и там люди с первобытным ревом кинулись друг на друга; как почти у самого бруствера испуганный, ошалелый Савушкин из его автомата свалил двух немцев; как сутулый пулеметчик хладнокровно расстреливал вражеских солдат, а его напарник, "ботало", зараженный дикой схваткой в пехоте, улапил возникшего с фланга автоматчика, не остерегаясь, остервенело выламывал ему руки и помутненно требовал: "Сдавайся, твою мать, сдавайся, зараза!" Немец, надо думать, всей душой, чтобы сдаться, но от адской боли в суставах лишь протяжно выл.