Курлович со свистом втянул воздух, затрясся в кашле впалой грудью и с женской неловкостью вонзил лопату в освобожденную от дерна и теперь податливую землю.
В редких окопчиках перекликаются пехотинцы и копают, копают, лезут поглубже в землю. Танков нет. Но они будут, скоро будут.
Прихрамывая, к Пятницкому подошел Андрей Рогозин. Свежий шрам безобразил его чистое интеллигентное лицо. В зубах - не знающая огня трубка. Горбоносый, глаза ввалились Спросил:
- Роман, из штаба есть что-нибудь?
Пятницкий сообщил, что знал:
- Ждите, говорят, танки прошли Грюнхоф.
Рогозин посмотрел на небо, шрам дернулся.
- Значит, скоро. К рассвету, заключил он Дегтярная темень жижела, в зените просматривались рваные, быстро текучие облака. Рогозин похлюпал трубкой.
- Роман, ты помнишь "Сомнение" Глинки? Попытался вспомнить сейчас... Не смог Страх напал, что ли?
- А ты что, из другого теста?- спросил Пятницкий с улыбкой и покривился, чувствуя боль пересохших губ
- Из того же, но смерти не боюсь,- мрачно сказал Андрей и так же мрачно пропел: "С ней не раз мы встречались в степи..." Это помню, а "Сомнение" нет. Гляди вон, у первого орудия по тебе кто-то соскучился, шапкой машет.
Махал Женя Савушкин. Пятницкий спрыгнул к нему в ровик.
- Как дела, композитор?- с ободряющим смешком спросил в трубке голос командира дивизиона.
Что ему этот "композитор" втемяшился? Или фамилия что навеяла? Тогда, во-первых, знаменитый однофамилец не был композитором, он собирал народные песни. Во-вторых... Что за дурацкая манера у армейских патриархов прозвища лепить подчиненным! Но Пятницкий не сказал об этом, ответил:
- Готовы, встретим, товарищ семнадцатый. Настроение? А что оно... Ждем.
Отдал трубку, взобрался на бруствер, сел, свесив ноги в окоп. Ждем. Чего ждем? Победы? Будет победа, никуда от нас не денется. Снова будем ходить по тополиным улицам Свердловска, удить рыбу на Шарташе, прошвыриваться с девчонками у почтамта... Нет, прошвыриваться не придется. Он поедет за Настенькой, привезет ее к маме... А если ничего этого не будет? Ворвутся, сомнут - и одна мертвая кровь на земле... Разве мало ее было?
Ну-ну, возьми себя в руки, хлюпик.
Кого это назвали хлюпиком? А-а. Курловича. Трусит? Может быть. А другие? Как они? Страшно всем. Страшно сейчас, потом страха не будет, будет только ожесточение, лихорадочная работа мозга и мышц. У Андрея Рогозина голова всегда остается светлой. Он станет ходить под разрывами, спокойно отдавать команды и посасывать бестабачную трубку. Позер немножко Андрюша Рогозин, но не трус, н-не-ет, не трус... Горькавенко только на вид вялый. В нем затаенная взрывная энергия. Бой он проведет бурно, но без раздражающей суеты. Не будет суетиться и Васин, артмастер, а теперь командир орудия, только крепче станет крестить святых угодников... Младший лейтенант Коркин? Витька? Он бледнеет, в бою у него трясутся губы, трясутся до того момента, пока, забыв об обязанностях взводного, не оттолкнет наводчика и сам не встанет к панораме. Прямые выстрелы у него точнехоньки...