Неужели ненависть – это именно то, чего я так боюсь? Неужели ее? Лица, искаженного ненавистью?
– Эй, квочка, кончай высиживать цыплят, отжимай сцепление! – крикнул Кильвинский, не имея возможности помешать какой-то дамочке за рулем ползти на своей машине к светофору. Она преградила им путь и вынудила затормозить на желтый свет.
– Пятьдесят четвертая улица, западная сторона, номер сто семьдесят три, – проговорил Кильвинский, царапая в блокноте.
– Что? – спросил Гус.
– Наш вызов. Пятьдесят четвертая улица, западная сторона, номер сто семьдесят три. Записывай.
– О, простите меня, пожалуйста. Никак не освоюсь с этим радио.
– Ответь им, – сказал Кильвинский.
– Три-А-Девяносто девять, вас понял, – произнес Гус в ручной микрофон.
– Ты и сам не заметишь, как начнешь без труда различать сквозь это щебетание свои позывные, – сказал Кильвинский. – Просто требуется какое-то время. У тебя получится.
– А что это за вызов?
– Вызов по невыясненным обстоятельствам. Это значит, что человек, позвонивший в полицию, и сам толком не понимает, что там стряслось, или не смог этого связно объяснить, или его не понял оператор, – такой вызов может означать все что угодно. Потому-то они мне и не по душе, такие вызовы. Пока не попадешь на место, понятия не имеешь, какая переделка тебя ожидает.
Гус нервно взглянул на фасады магазинов и увидел двух негров с высокими лоснящимися прическами и в цветных комбинезонах. Их красный «кадиллак» с откидным верхом остановился перед витриной, надпись на которой гласила:
«Ателье Большого Индейца», ниже желтыми буквами было приписано: «Самые модные прически. Процесс».
– Как вы называете такие прически, как вон на тех двух? – спросил Гус.
– На тех сводниках? Это как раз «процесс» и есть, хотя кое-кто называет его «марсель». У пожилых полицейских имеется на этот счет свое словечко – «газировка», но для рапортов большинство из нас ограничивается «процессом». На то, чтобы ухаживать за чудесным «процессом», наподобие вон того, уходит уйма денег, но ведь у сводников их куры не клюют. А иметь «процесс» на голове для них так же важно, как иметь «кадиллак». Без этих двух вещей не обходится ни один уважающий себя сводник.
Хорошо бы солнце наконец село и стало чуть прохладней, думал Гус. Он любил летние вечера, сменяющие такие вот жаркие и сухие, как бумага, дни.
Над белым двухэтажным оштукатуренным домом на углу показался полумесяц, рядом с ним загорелась какая-то звездочка. У широких дверей стояли двое коротко остриженных мужчин в черных костюмах и бордовых галстуках. Заложив руки за спины, они провожали полицейский автомобиль сердитыми взглядами.