Но все равно - и в таком стреноженном, зашоренном театре шла жизнь. В нем творили Охлопков, Лобанов, Завадский, Попов, Зубов, Р. Симонов, Товстоногов... В то время выросли Эфрос, Ефремов, Волчек. Драматурги не софроновского толка, пусть не во весь голос, но сумели сказать правду о своем времени.
Однако все лучшее, что было в театре тех лет, прорывалось к зрителю с боями. Иногда спектакль не выпускали месяцами, иногда совсем запрещали, иногда так "резали", что от него ничего не оставалось... И все-таки российский театр одолел то время и сохранил свое достоинство, традиции и высокую культуру.
После пятьдесят шестого года, после знаменательного XX съезда партии, жизнь страны круто изменилась. Наступило время оттепели. Повеял ветер перемен. Театр ожил. Актеры спустились с котурн. На сцене зазвучала человеческая речь. Репертуары театров украсили имена Зорина, Розова, Арбузова, Володина, Алешина... Герои их пьес жили простой человеческой жизнью, с ее радостями и горестями, надеждами и разочарованиями.
Театр опять становился искусством.
Среди еще не растаявшего снега возникли такие цветы, как "Иркутская история" Арбузова, "Варшавская мелодия" Зорина... Зрители заполнили залы театров, потому что на сцене они видели себя, слышали то, что их глубоко волновало.
То было золотое время для театра. Залы были полны. Люди ночами стояли за билетами. Достать билет само по себе уже было счастьем. А там еще спектакль!..
Изменилось и самоощущение актера: он мыслил и чувствовал на сцене, сопереживал герою, который любил, страдал, как и он сам, решал те же проблемы, что и он.
В это время появился Театр на Таганке под руководством Юрия Любимова, "Современник" Олега Ефремова. Их спектакли были как глоток свежего воздуха, каждый из этих театров отличала своя стилистика, свой театральный язык.
В Ленинграде творил свой театр Г. А. Товстоногов. Популярность Большого драматического театра в годы, о которых я говорю, была столь высока, что люди приезжали из Москвы на один день, чтобы посмотреть спектакль в БДТ.
Со сцены в полный голос заговорили о правде.
Недолго эту правду дали говорить. Наверху опомнились - и вновь начали завинчивать гайки... Но тут возник эффект, обратный желаемому: интерес к театру еще более возрос. В понятие формы общения со зрителем вошел эзопов язык, ассоциативность, аллюзия. Театрам, особенно тем, которые выбивались из общего ряда своим "нестандартным" поведением, работать стало неимоверно трудно. Снимались из репертуара готовые спектакли, не допускались к постановке, как правило, правдивые и талантливые, новые пьесы.