В нашем театре возникли сложности с "Дионом" Л. Зорина.
"Дион" - историческая сатира, абсолютно проецирующаяся на тогдашнее время, да, пожалуй, и на другие времена, потому что в центре ее - вечное противостояние власти и поэта.
В Риме при дворе императора Домициана живет поэт Дион. В своих беседах с императором он пытается открыть ему глаза на то, что жизнь за стенами его дворца совсем не такая, какой он ее себе представляет, и что народ относится к нему на самом деле совсем не так, как о том говорят ему льстивые придворные. Умный император не набрасывается в гневе на дерзнувшего сказать правду, а преподает поэту урок, как следует писать о Римской империи (подразумевается - и о самом императоре) и о ее врагах, чтобы не навлечь на себя кары. Поэт не внемлет предостережениям, и в конце концов его изгоняют из Рима.
Проходит время. Народ восстает против императора, тот бежит и скрывается у ссыльного Диона. Вспоминая о Риме, Домициан не раз повторяет: "Когда я жил на Гранатовой улице..."
На одном из обсуждений спектакля - а этих обсуждений было не меньше восьми, и каждый раз чиновники из министерства культуры не говорили ни да ни нет, не разрешали, не запрещали постановку, а придирались к каким-то мелочам: тут убавить, тут прибавить, тут отрезать, тут приклеить,- один из высоких товарищей заявил: "Вот здесь у вас нехороший намек в названии улицы".- "Какой намек? На что?" - не понял Зорин. "Неужели не ясно? На улицу Грановского!"
На улице Грановского в Москве, оказывается, находились Кремлевская больница, спецраспределитель, а главное - дом, в котором, до переезда в особняк на Воробьевых горах жил Хрущев, а также другие известные государственные и партийные деятели.
- Господь с вами! - взмолился Леонид Генрихович.- Гранатовая улица упоминается у Светония в его "Жизнеописании двенадцати цезарей"!
Но бдительному чиновнику римский историк был не указ, и он настоял, чтобы улицу переименовали в Ореховую.
В конце концов спектакль утвердили. А в БДТ "Диона" запретили категорически и, надо думать, не из-за улицы, на которой жил император Домициан.
Дело в том, что пьеса эта и в самом деле была полна аллюзий, намеков и ясно прочитываемого подтекста - сатиры на сложные отношения между властью и творцом. Нам, видимо, удалось сгладить кое-какие углы, хотя вспоминаю, как в Киеве зрители, посмотрев наш спектакль, говорили: "У нас такое было ощущение, что вот сейчас придут и всех арестуют: и артистов и зрителей". Товстоногов, возможно, был более смел.
Правда, и нам "Диона" недолго дали играть.