- Но ведь так не должно быть!
- Вы думаете? Тогда выходите замуж за лебедя или за морского конька. Эти существа всю жизнь спариваются с одним и тем же партнером. От людей такой верности не дождетесь.
- То, что вы изящно именуете "спариванием", - с отвращением скривив губы, возразила Лия, - большинство людей называет любовью!
- А я не i-ерю людям - ни всем вместе, ни каждому в отдельности.
"Особенно тебе, и особенно в том, что касается любви!" - мысленно подытожил он. Во рту стало сухо и горько от мыслей о ее двуличности.
Наступило тягостное молчание.
- Вам что-нибудь принести? Может быть, чаю?
- Перестаньте, Шон! - огрызнулась Лия, по-видимому, все еще под впечатлением от употребленного им слова "спариваться". - Почему бы не признаться честно: вы не знаете, куда от меня деваться, и не чаете, когда же я наконец уберусь с глаз долой?
- С чего вы взяли? Напротив, роль сиделки пришлась мне по душе. После двух с половиной месяцев трудного выздоровления приятно почувствовать себя, так сказать, в противоположной роли.
- Могу поспорить, пациент из вас был кошмарный! - с лукавой искоркой в глазах заметила Лия.
Шон невольно улыбнулся в ответ.
- Хуже не бывает! Не знаю ничего тяжелее вынужденного безделья. По сравнению с этим ухаживать за больными - одно удовольствие.
Как ни странно, Шон говорил вполне искренне. Последние два дня пошли ему на пользу: улеглось тоскливое беспокойство, терзавшее его уже три месяца, рассеялось уныние, исчезли ночные кошмары, из-за которых он боялся засыпать. Да у него просто не было времени на нытье и жалость к себе! Лия ведь нуждалась в постоянном уходе, и забота о ней не оставляла ни одной свободной минуты.
Объяснение вполне логичное, но Шону почему-то казалось, что дело не только в этом.
- Расскажите мне о вашей семье, - попросила Лия, с благодарной улыбкой приняв у него из рук чашку чая. - Я еще ничего не знаю о вашей матери. Она, наверно, тяжело пережила уход мужа?
- Сказать, что она была в отчаянии, - значит ничего не сказать, - ответил Шон, садясь на свое место. - Весь ее мир пошел прахом. Она осталась совершенно одна - беременная, с ребенком на руках, без всякой надежды на помощь. Она была убита горем, и мне пришлось взять на себя заботу о ней и о Пите, когда он появился на свет.
- Значит, в девять лет вы стали взрослым. Шон молчал, опустив взор на судорожно сцепленные руки. Ему было не по себе. Три дня назад он лишь мельком упомянул о своем детстве, уверенный, что Лия тут же это забудет, а она, оказывается, запомнила каждое слово.