— Ин ладно! — пан писарь вновь вздохнул, повернулся к сыну. — Возьмешь с собой Малея да Луцыка. Только смотри — не задирайся! И за егозой этой следи, а то, случись чего, как я ее батьке в глаза глядеть буду!
Щеки девушки невольно вспыхнули, но она сдержала характер — смолчала. Хведир довольно ухмыльнулся и тут же охнул — маленький, но крепкий кулак поцеловал его аккурат под ребра. Пан Лукьян Еноха осуждающе покачал головой, но вмешиваться не стал, благоразумно рассудив, "По молодежь и без него во всем разберется.
— И чего дальше, после коллегии? Попом будешь?
— Попом? — Хведир задумался, погладил ноющий бок. — Да ну его, не хочу попом! Попадется такая попадья, как ты, и месяца не проживу! — Что, сильно попало? Ну, извини!
— Вот так всегда! Побьют, а потом извиняются!
Дорога была пуста, снег глубок. Ехать пришлось по санной колее, по двое в ряд — шагом, не спеша. Ярина и Хведир пристроились впереди. Двое Черкасов, оба седоусые, лохматые, в высоких черных шапках, ехали за ними. Одноглазый Агмет замыкал маленький отряд, то и дело оглядываясь и недовольно покачивая головой. Было заметно, что поздняя поездка ему не по нутру. Похоже, не ему одному — Малею и Луцыку явно хотелось спать, да и кони шли понуро, без всякой охоты.
— А если попом не хочешь, чего в коллегию ехал? Хведир усмехнулся, пожал плечами:
— Так батька послал! Я ведь третий сын, почнут добро делить, мне и отрезать нечего будет. А так — не попом, так дьяком. Может, повезет, в коллегии останусь: ритором или даже богословом…
Девушка недоверчиво покосилась на своего спутника, но ничего не возразила. Для нее, дочки, внучки и правнучки удалых Черкасов, коллегия представлялась чем-то вроде богадельни — для тех, кому шабля не по руке.
— Думаешь, Ярина, мне самому не хотелось в черкасы? Да только куда мне! Помнишь, я и в детстве без окуляров шагу ступить не мог?
Девушка кивнула, на этот раз не без сочувствия. В детстве они дружили — то есть регулярно дрались, причем Хведиру доставалось куда чаще, чем юркой и проворной на руку сотниковой дочке. Первые окуляры были разбиты на следующий же день. Вторые и третьи прожили едва с неделю.
— Батька женить меня хочет, — внезапно сообщил Хведир. — На богословский и на философию без рукоположения не берут, значит, до лета свадьбу сыграть надо.
И на этот раз ответа не было. Ярина вновь покосилась на понурого бурсака и зачем-то погладила свой утиный нос.
— А говорят, тебя той весной сватали?
— Сватали, — девушка усмехнулась. — Степан Климовский за своего старшего — Максима. Так батька и слушать не стал.