Но ему было не легко смеяться: нос разбит в кровь, губа рассечена.
- Все обошлось как нельзя лучше, - ответил крестьянин на взгляды Тадеуша и Ядвиги, спустившихся с сеновала. - Распускать руки теперь в моде. Ну, уходите да быстрее.
- Большое спасибо, хозяин!- поблагодарил Тадеуш.
- Не за что,- проворчал крестьянин. - Я ведь вас не видел.
- И все же я благодарю тебя от всего сердца, отец - сказала Ядвига. На твоем сеновале я нашла кое-что снова. Я поняла, что я женщина, а не какое-нибудь грязное животное.
Они ушли, держась за руки и легонько раскачивая ми, как обычно делают дети. Крестьянин удивленно смотрел им вслед.
- Знаешь, Тадеуш, после тех немцев у меня осталось ужасное чувство гадливости. Для них я была вещью, или животным, предметом удовлетворения их похоти.
- Забудь об этом, не вспоминай больше,- сказал он с нежностью и крепче сжал ее маленькую руку.
- Нет, теперь я могу говорить. Теперь, когда со мной ты. Перед тем... перед тем как они застрелили мою мать, она бросилась на колени и молила их о пощаде, говоря, что она тоже человек. Но немцы, назвали ее грязной еврейкой и ответили, что евреи - не люди, а мужья евреек и их дети - хлам. Ведь от еврейских детей пользы меньше, чем от поросят. Поросят можно съесть. Когда они расправились с моими родителями... Когда они сделали это со мной... Я стала считать себя запятнанной, подлой и ничтожной. Вот почему я так благодарна тебе, Тадеуш. Ты видишь во мне человека.
- Ты для меня все, ни за какие блага мира я не захотел бы даже на час расстаться с тобой.
- Давай скроем это от других.
- Что?
- Ну то... то, что между нами. Другие не поймут. Они подумают, что... ну, что между нами не все так прекрасно... Они начнут строить догадки.
- Ну конечно, все останется между нами, дорогая. Как чудесно, что теперь я могу называть тебя "дорогая"!
- Давай по вечерам писать друг другу письма и утром передавать их тайно. О Тадеуш, я еще никогда не получала любовных писем.
- Разреши поцеловать тебя,- сказал Тадеуш. - Мне очень нравится...
- Ты уже целовал меня много раз,- возразила Ядвига строго, но, увидев его разочарованное лицо, добавила: - Теперь моя очередь поцеловать тебя.
Но им ничего не удалось скрыть от товарищей по отряду.
Уже на следующий день их дразнили женихом и невестой, началось подтрунивание. Грубые, плоские шутки невоздержанных на язык партизан.
- Когда свадьба, Радио?- спрашивали они Тадеуша.
- Ну как, знает он толк в этих делах, девочка? - допытывались они у Ядвиги, которая теперь всем казалась особенно привлекательной. - Смотри, а то мы отобьем тебя. Этот радиочервь, наверное, и не понимает, какое сокровище ему досталось.