- Хороший у вас работник Иванов, - серьезно сказал Шеров, не отрываясь от бумаг. - Надо бы его поощрить. И желательно скорее. У вас, Петр Алексеевич, есть по этому поводу соображения?
- Так, так... - задумчиво произнес Петр Алексеевич. - Что-то такое было...
Он поднялся, вышел в приемную и стал рыться в одном из шкафов. Шеров вновь обратился к папке и принялся с большим вниманием изучать. Что-то Ахметыч там явно высмотрел. Закончив чтение, Шеров впервые за все пребывание здесь улыбнулся, захлопнул папку и с наслаждением потянулся, не вставая с кресла. Похоже, он нашел то, что искал.
Человек в мундире вернулся из приемной и положил перед Шеровым пожелтевший листок.
- Академия и в столице есть, - сказал Шеров, прочитав листок. - Я из задней комнатки позвоню, если позволите. Городской который?
- Белый, - отозвался хозяин кабинета, почему-то вытянувшись во фрунт.
- И неплохо бы еще кофе, - сказал Шеров, закрывая за собою дверь.
Человек в мундире направился в закуток к заграничной кофеварке, а Переяславлев задумчиво налил себе вторую рюмку. Оба прислушивались к чуть слышному голосу из задней комнатки.
- Ото! - сказал Петр Алексеевич.
- Aral - подтвердил Переяславлев.
- Петр Алексеевич, возьмите там трубочку, - окликнул Шеров. - С вами будут говорить.
Человек в мундире почтительно снял трубку двумя пальцами,
- Повезло Иванову, - с улыбкой прокомментировал Переяславлев.
Дочитать "Онегина" Тане не пришлось. На следующий день около полудня ее отвели куда-то вниз, вернули поясок, ключи и сумочку с кошельком, дали расписаться в какой-то бумажке и препоручили молчаливой Аде и улыбающемуся дяде Коке. Домой ехали на "Жигулях" дяди Коки.
- Ясногородские ничего не знают, - без особого тепла сказала Ада. - В школе, естественно, тоже. Я всем сказала, что ты уехала к Никите в Москву.
- Зачем? - спокойно возразила Таня. - Будет суд, все равно узнают. Дядя Кока, нам надо все заранее обдумать.
- А что обдумывать? - спросил дядя Кока. - Никакого суда не будет. В смысле, для тебя.
Таня устала. Мать это понимала. Сегодня девочке надо дать отдохнуть. Такой кошмар пережила. Камера! Притомилась от переживаний и сама. Поправила сбитое одеяло. Дочь не слышала. Спала крепко, но беспокойно. Ада покачала головой и вышла.
А снился Тане кошмар. С глазами Ады. Неотступными, следующими за ней всюду. Не то чтобы упрек в этом взгляде, а просто слежка какая-то. Прячется Таня в уголок за шкафом, слышит шорох. Глядит в щелку приоткрытой двери. Видит, мать идет. Она навстречу бежит и на ходу соображает - не Адочка это вовсе. Пожилая черноволосая женщина, голова чуть тронута сединой. Патлы кудряво свисают. Нос крючковатый. Губы шепчут что-то, а под седыми бровями пронизывающий взгляд. Тянет руки, пальцы как шкворни сухие, корявые. В руке свеча, в другой ладанка. Ужас охватывает Таню. Хочет остановиться, а ноги сами собой бегут. Вдруг падает и просыпается. Это всего только сон, говорит она себе, и кошмар продолжается...