Она и не заметила, как вошел Женя. Только почувствовала на шее прикосновение чего-то мягкого, легкого-легкого. Потом это мягкое перешло на плечи, на спину, поползло вдоль лопаток, вдоль впадины хребта, на поясницу, ниже, ниже, ниже...
"Перышко, - догадалась она. - Как хорошо!"
Он повел перышком вдоль, как бы вычерчивая на ее коже контуры ее же тела. В какой-то момент ей вдруг стало зябко, она вздрогнула. И тут же перышко сменилось теплыми ладонями, которые тоже пошли вдоль тела, повторяя путь перышка - сначала совсем легко, а потом все крепче, задерживаясь у основания шеи, пониже лопаток, на боках, на пояснице, на ягодицах, на бедрах, на икрах... разминая, сжимая и отпуская, переворачивая ее на спину... И снова тихо-тихо, нежно-нежно... горло... ключицы... плечи... вдоль тела... на груди, разминая твердые окаменевшие соски... на живот... ниже, ниже... раздвигая губы.,, разминая... разминая... глубже... глубже-глубже...
Тело заныло от сладкой и нестерпимой муки... Все обволоклось туманом, поплыло, закачалось... Накатило и скрылось любимое, подернутое рябью лицо...
Кто это?..
Умирая от экстатической судороги, Таня выгнулась и хрипло закричала:
- Ну, ну, что! Скорей... скорей... скорей... А-а-а!!!
Говорят, в первый раз это бывает больно. Никакой боли Таня не заметила...
Женя приезжал за ней один-два раза в неделю. Они ехали куда-нибудь ужинать или в театр, а потом он привозил ее в ту же странную квартиру - и все было так же божественно, как и в первый раз, но всегда по-новому. Женя был изобретателен, а Таня неутомима,
- Имей совесть! Я же не мальчик! - шутливо жаловался он, когда они, проголодавшись, выходили на кухню и шарили в холодильнике.
И действительно, у него не всякий раз получалось. Тогда они просто лежали, обняв друг друга, и Таня пела ему тихие песни.
Рано утром он будил ее и подвозил прямо на площадку - туда было ближе от его квартиры, чем от общежития. Таня переодевалась в бытовке, брала инструмент и выходила. Он дожидался ее выхода. Должно быть, со стороны это выглядело забавно - девушка в заляпанной спецовке, с ведром и кистью и крепкий мужчина в элегантном пальто возле новеньких "Жигулей". Эмансипация по-советски, так сказать. Но либо Таня не замечала насмешек, либо народ держал их при себе.
В феврале он пришел за ней без машины.
- Поедем на трамвае, как нормальные люди? - весело спросила она.
- Нет, - сказал он совсем не весело.
- А что такое? - встревожилась она. - Машину разбил?
- Нет, - сказал он. - Просто нам совсем недалеко.
Они дошли до площади Мира, и он подвел ее к угловому дому, выходящему на Московский.