Даже снимать жалко.
Наконец мы вышли на улицу.
– Ну, девочки, давайте посидим где-нибудь в кафе, а то Кира какая-то совсем пришибленная.
А я просто мучительно раздумывала о том, какие же туфли надеть к этому платью. Придется, видно, опять просить у Дашки ее черные босоножки. А вдруг они ей самой завтра понадобятся? Хотя нет, она же наденет розовое платье и, скорее всего, с новыми туфлями. И куда это, интересно, он хочет меня пригласить, если понадобилось вечернее платье?
– А еще говорил, что не тратишься на баб, – шепнула я, когда Даша заговорила с официанткой.
Марат расхохотался.
Мы пили кофе «капучино» и ели вкуснейший фруктовый торт – на тоненьком слое нежного теста свежие фрукты в желе. Потом Дашу кто-то окликнул, и она, извинившись, отошла к другому столику. А мы сидели молча, не сводя друг с Друга глаз. Он взял мои руки и стал поочередно целовать. И я вдруг поняла: вот этот миг – счастье. Не знаю почему этот, а не другой, все эти дни и ночи были вроде бы заполнены счастьем, но я точно знала, что никогда не забуду этого мига в кафе на тель-авивской улице. Груз захлестнувших меня чувств был так велик, что минутами мне уже хотелось, чтобы Марат уехал, хотелось осмыслить все это на свободе.
Вдруг краем глаза я заметила, что Дашка стоит и смотрит на нас. Мы очнулись, Дашка села за столик, но ничего не сказала. Лицо у нее было смятенное.
Дома Марат прилег отдохнуть. Дани не было, и Дарья явилась ко мне в комнату поболтать.
– Мама, ты его любишь, и не пытайся отрицать, я это сегодня своими глазами видела.
Я промолчала.
– Мама, он ведь очень-очень тебя любит, так, может быть… мама?
– Данечка, ты чего хочешь?
– Я хочу, чтобы вы были вместе.
– А Котя?
– Мамочка, но он ведь чужой, а папа… это папа.
– Ох, Котя-то как раз и не чужой, не знаю, как тебе это объяснить… С Котей я сразу почувствовала, что он мне родной, а Марат… это совсем другое, это скорее попытка догнать свое прошлое, эдакий мажорный аккорд в финале.
– В финале чего?
– Нашей с ним дурацкой истории.
– Но вы же влюблены как ненормальные. И ты с ним спишь, я знаю.
– А ты меня за это осуждаешь?
– Что ты, мама, конечно нет. Но от вас искры сыплются. Это за версту видно. И потом, папа мне сказал – он уже все решил, он уйдет из дома к тебе, он без тебя жить не может и хочет меня удочерить.
– Дашенька, деточка моя, ну поверь ты своей глупой матери – не будет ничего этого, он сейчас действительно очень влюблен, влюблен и в меня, и в себя, и в эту ситуацию, а как приедет домой – охолонет, так все и кончится. Я-то хоть отдаю себе в этом отчет, а тебе, Данечка, может быть очень и очень больно.