- Ур-ра! Наша взяла! - Хок ничком рухнул на землю и заткнул уши.
Лежа с закрытыми глазами, Лиз ощутила, как земля содрогнулась от взрыва. Едва утихли его раскаты, она чуть приподняла веки и увидела, что громадная рептилия отскочила на несколько шагов. Снес ли ей голову огненный цилиндр? Лежит ли коробка с черным порохом в пыли первобытного мира? Лиз вся взмокла; казалось, пот сочился из каждой поры.
Взрыв прогремел негромко, приглушенно, словно в замкнутом пространстве.
- Ур-ра! Враг разбит! - ликовал Хок. - Гляди, Гораций, чудище-то откинуло копыта!
Лиз вместе с ними не отрываясь смотрела в ту сторону.
Взрыв как будто не причинил гигантской туше большого вреда. Огромные задние лапы, две более короткие передние конечности, змеиная шея - все было на месте. Только вот голова... Лиз поняла, почему граната разорвалась относительно тихо: она угодила в пасть и снесла рептилии нижнюю челюсть. Из черепа торчали обломки костей, глаза вытекли, ноздри превратились в зияющую дыру.
И все же чудовище было ещё живо Оно находилось в предсмертном оцепенении. Кровь хлестала во все стороны. В последних отблесках солнца её струй казались рубиновым дождем Чудовище, лишённое половины пасти, тем не менее пыталось ревом выразить свой ужас и гнев. Передние лапы сцепились намертво. Изуродованная голова раскачивалась вo все стороны, а тело, стронувшись с места, поползло на них. Монстр жаждал мщения!
Страшный взрыв лишил его зрения, но не слуха. Со странной для такой огромной да к тому же искалеченной туши грацией чудовище повернулось к Хоку. Так вот отчего у сержанта прервался голос: торжествующий вопль быстро сменился воплем ужаса. Зверь чуть помедлил, уставившись пустыми глазницами на маленькую группу, и опять пополз.
Страх, жалость, отвращение смешались в душе Лиз. Ей тоже, как какому-нибудь таймаутеру, до отчаяния захотелось попросить пощады. И хотя страшная агония рептилии вызвала у неё острую жалость, она не могла без омерзения смотреть на зеленые извивы хвоста, на серую чешую. Л ещё в ней проснулась глубокая, древняя родовая память, с первых форм зарождения жизни. Но сильнее жалости и отвращения, сильнее родовой памяти был страх. Он так сковал Лиз, что она не могла издать ни единого звука.
Крикнуть - значило приманить к себе чудовище, и все же, если бы она могла перевести дух, то непременно бы закричала. Ради того, чтобы стряхнуть с себя мелкий страх, Лиз готова была даже пойти на смерть. Почувствовав рядом с собой какое-то движение, она перевела взгляд на Хока. Отчаянный храбрец зажал в руке ещё одну гранату. Но в ней не было фитиля, его сдуло ураганное дыхание рептилии, когда она проползала мимо.