Начав свою речь в назидательных тонах, он сказал, что закон - есть закон, а закон военных - это как устав, а за нарушение устава должно последовать самое суровое наказание, и, постепенно раскаляясь, дошел до крика, что мы, мол, никому не позволим, что мы, мол, не потерпим, что мы, мол, требуем уважения, пусть попробуют с нами не считаться, и привел самый сокрушительный с его точки зрения довод:
- Нас двадцать пять миллионов!
На что Володя Нечипоренко, бугай килограмм на сто двадцать, которого все нежно звали Вова, удивился с детской улыбкой:
- А шо он тужится? Их двадцать пять, а нас двести пятьдесят.
После чего начальник осекся, задумался и примолк.
В конце концов приехал консул, наших отпустили, но на следующий день газеты пестрели заголовками: "Семеро советских высланы из страны!", "Посольство СССР говорит НЕТ!", "Попытка нарушить наши границы сорвана!"
Суть заметки "Посольство СССР говорит НЕТ!" сводилось к следующему: узнав о злостном нарушении, наш корреспондент отправился в советское посольство и на вопрос, будет ли какой-нибудь комментарий к происшедшему, кто-то, открывший дверь на звонок корреспондента, ответил: "Нет".
Наших не выслали и вообще все обошлось, возможно и потому, что в группе был зам по общим вопросам. Кстати, на очередном ежевечернем собрании он с непроницаемым видом произнес сакраментальную фразу:
- Самое главное, товарищи, что пока ничего страшного не случилось.
А ведь он был прав. Все хорошо, что хорошо кончается, но все кончается хорошо. Есть в Африке страна, где правили два черных коммуниста. Оба закончили Высшую партийную школу в Москве, были друзьями, а вернувшись домой, не поделили власть и один остался во главе официального кабинета, а другой ушел в оппозицию, то есть в джунгли. Страна разделилась надвое - в столице и главных портах царил один, в джунглях - другой.
Чтобы насолить столичному другу, джунглевый диктатор взял в плен двадцать четыре советских специалиста, которые оказывали техническое содействие в поисках полезных ископаемых где-то в провинции. Мог бы взять и двадцать пять, но, как рассказывал двадцать пятый, он спрятался в ванной и стоял там, дрожа за дверью, в которую вошел черный в пятнисто-зеленой форме, посмотрел на него, махнул небрежно рукой и вышел - хватит и двадцати четырех. Джунгли, к сожалению, не кондиционированы, в них летают мухи це-це, разносящие сонную болезнь, и малярийные комары, в воде плавают амебы, от которых гибнут белые люди, а по земле ползают змеи и бегают ядовитые сороконожки.
Двадцать четыре их было, двадцать четыре - дети своих родителей, братья и мужья, отцы и, главное, сыновья Отчизны. Они исчезли в зеленом аде и никто о них не заявил, не выразил протеста, потому что эта далекая африканская страна должна была строить социализм, а столичный черный выпускник ВПШ не удосужился не только выразить свои искренние соболезнования, но даже не нашел времени посетить советский павильон хотя бы из чисто политесных соображений. А мы сидели в африканской духоте, потные от влажного океана, в пиджаках, белых рубашках и галстуках, демонстрируя свои экспортные экспонаты и приветливо осведомляясь о здоровье заместителя директора по общим вопросам, который накануне принял на грудь больше, чем мог осилить.