Наконец она подошла к тому, ради чего приехала. – Вы, наверное, и сами уже догадались, о чем я хочу вас спросить. В этом семестре Себастьян много пил? Я уже догадался и ответил:
– Если бы это было так, я бы не дал вам никакого ответа, но я могу сказать: нет.
Она сказала: – Верю вам. Слава богу! – И мы пошли вместе обедать в колледж Христовой церкви.
Вечером того же дня с Себастьяном в третий раз случилась беда; он был задержан около часа ночи помощником декана, когда, пьяный до ослепления, тыкался из угла в угол на университетском дворике.
Я простился с ним незадолго до полуночи; он был мрачен, но абсолютно трезв. За час, прошедший после моего ухода, он один выпил полбутылки виски. В памяти у него мало что удержалось, когда он пришел ко мне наутро и рассказал об этом.
– И часто вы так поступали, – спросил я, – напивались в одиночку после моего ухода?
– Раза два. Нет, кажется, четыре раза. Это только когда они начинают меня преследовать. Оставили бы меня в покое, и все было бы в порядке.
– Теперь не оставят, – сказал я.
– Знаю.
Мы оба знали, что это кризис. В то утро у меня не было слов сочувствия для Себастьяна; он нуждался в них, но мне нечем было его успокоить.
– Ну, знаете ли, – сказал только я, – если вы будете запивать горькую всякий раз, как увидите кого-нибудь из членов вашей семьи, это совершенно безнадежно.
– О да, – ответил Себастьян с великой печалью. – Я знаю. Это безнадежно.
Но гордость моя была уязвлена из-за того, что я оказался в положении лжеца, и я не смог откликнуться на его нужду.
– Ну и что же вы собираетесь делать?
– Я ничего не собираюсь. Они сами все сделают. И он ушел от меня, не получив утешения. Вновь была пущена в ход громадная машина, и у меня на глазах повторилось все, как было в декабре: мистер Самграсс и монсеньер Белл посетили декана; приехал на один вечер Брайдсхед; тронулись большие колеса, завертелись малые. Все от души жалели леди Марчмейн – ведь имена ее братьев золотыми буквами высечены на монументе героям войны, а память о них еще жива во многих сердцах.;
Она еще раз приехала ко мне, и я опять должен свести до нескольких слов наш разговор, длившийся всю дорогу от Холивелла через Месопотамию до Парков, а потом на до Северного Оксфорда, где она остановилась на ночь у каких-то монахинь, которым оказывала покровительство.
– Вы должны мне поверить, – сказал я, – что, когда я говорил, что Себастьян не пьет, я говорил правду, какой она была мне в то время известна.
– Я знаю, что вы хотите быть ему. хорошим другом
– Дело не в этом. Я сказал вам то, что считал правдой. Я и сейчас в каком-то смысле считаю это правдой. Я думаю, что он напивался раз или два, но не больше.