- Что это с ней? - удивился Пигулевский, оборачиваясь к Иллариону.
Забродов корчился от хохота, держась одной рукой за живот, а другой за прилавок, чтобы не упасть.
- Ну вот, - простонал он сквозь смех, - опять ее напугал. Сбежит она от тебя, помяни мое слово. Она сейчас, наверное, в психушку звонит, "скорую" вызывает...
- Да почему?!
- Марат Иванович, милый ты мой... Ой, не могу...
Ты посмотри, что у тебя в руке!
Пигулевский опустил глаза, и его взгляд встретился с остекленевшим взглядом дохлой крысы.
- Ну и денек, - сказал Марат Иванович.
- Золотые твои слова, - поддакнул Забродов.
***
Аполлон Степанович Пряхин был наречен Аполлоном не просто так, а со смыслом. Его отец был скульптором, а мать художницей - давно, еще до войны. Тогда же, до войны, в этой творческой семье родился младенец мужского пола, которого восторженные родители назвали Аполлоном, по молодости лет ничуть не смущаясь тем обстоятельством, что звучное имя неважно сочетается с отчеством и, тем более, с фамилией.
Аполлону Пряхину было пять лет, когда началась война. Отец сразу же ушел на фронт и погиб чуть ли не в первой атаке - он мастерски лепил, но стрелял отвратительно, и вдобавок плохо видел. Мать по дороге в эвакуацию подхватила сыпной тиф и умерла, не доехав до места.
Аполлон Пряхин остался один.
Он сменил двенадцать детских домов. В одних было чуть лучше, в других - хуже, но в целом это было немногим веселее, чем, скажем, попасть в концлагерь к немцам или на лесоповал в родную Сибирь. Понял он это гораздо позже, а тогда голод и постоянные унижения казались ему неотъемлемой частью существования. Так жили все, чем он лучше?
Он был даже хуже, потому что его звали Аполлоном.
Когда молодая учительница показала ученикам фотографию голого мужика и сказала, что вот это и есть Аполлон, Пряхину два месяца не давали прохода. "Аполлон, покажь лица!" - слышал он днем и ночью. Он дрался, ему разбивали физиономию - жизнь шла своим чередом, и в конце концов его оставили в покое.
Как его только ни называли! Аполошкой. Аполошей.
Аполком (это было в недавно освобожденной Белоруссии. "Ты, Аполак, хадзи сюды", - говорили ему). Полоном. Баллоном. Толей. Почему-то Пашей И даже, черт побери, Полей.
За "Полю" он тоже дрался. Впрочем, в этом он был не оригинален дрались все.
Потом он, как ни странно, вырос, правдами и не правдами вернулся в Москву, поступил учеником токаря на завод и проработал на нем до пенсии, став незадолго до этого знаменательного события бригадиром. Жениться он так и не собрался - возможно, помешало имя, а может быть, была для этого какая-то другая причина.