- Но я-то больше не ваш подчиненный, - с улыбкой сказал Иларион.
- Слава Богу. В смысле, очень жаль. Вернуться еще не надумал?
- Нет, товарищ генерал, не надумал. И вряд ли надумаю. Только не надо говорить, что глупо обижаться и что, дескать, пора перестать дуться. Я не дуюсь и не кокетничаю. Просто этот период моей жизни закончился, начался новый. Тесновато мне стало в форме, товарищ генерал.
- Ну и как, на гражданке просторнее? - сердито спросил Федотов.
Забродов подобрал упавший на сколоченный из потемневших сосновых досок стол желтый березовый листок и сунул его черенком в угол рта.
- Мы живем в печальном мире, - сказал он, - который не напрасно называют юдолью скорби. Все мы, по мнению некоторых авторитетных людей, сосланы сюда за прошлые прегрешения и будем рождаться здесь снова и снова, пока не достигнем духовного совершенства и не освободимся от груза кармы. Какой уж тут простор, когда к середине жизни начинаешь понимать, что вместо того, чтобы искупать грехи, долгие годы занимался тем, что совершал новые.
- Трепач, - проворчал генерал. - Так тебе и надо. Вот пускай бы эта баба тебя окрутила. Не понимаю, почему ты сопротивляешься? Сидели бы всю жизнь на диване и разводили философию пополам с поэзией.
- Поэзия - та же философия, только рифмованная, - возразил Иларион. Я имею в виду хорошую поэзию конечно. Хотя нет. - Он оживился и выплюнул березовый листок. - Плохая поэзия - это тоже философия, потому что выражает взгляд автора на жизнь. Тускло, плоско, глупо, но какой автор, такой у него и взгляд. Возьмем, к примеру, строевые песни. "Не плачь, девчонка" или, скажем, "У солдата выходной". Философия рядового необученного: отслужу, как надо, и вернусь. А кому служить, зачем и чем во время службы заниматься наплевать.
- И поэтому ты ушел из армии, - подытожил генерал.
- Ничего подобного, - сказал Забродов. - Просто я природный лентяй, принципиальный разгильдяй, любитель обсуждать приказы, ссылаясь при этом на Омара Хайяма, и вообще, лицо, моральный облик которого несовместим с высоким званием советского.., виноват, российского офицера. Ну на кой черт вам такой подчиненный? Что, гауптвахта пустует?
- Свято место пусто не бывает, - усмехнулся Федотов.
- Ну вот видите, - сказал Забродов. - Тогда мне там и вовсе делать нечего. Да и староват я уже для своей специальности.
- А я, значит, молодой?
- Вы - генерал. Быть генералом не стыдно даже в восемьдесят лет, а вот ходить в капитанах в моем возрасте как-то, знаете, неловко. И даже в майорах.
Немного погодя, когда общий разговор переключился с предполагаемой женитьбы Забродова на другие, более нейтральные темы, к сидевшему прямо на земле под старой березой Илариону подсел Горбанев. Небо над лесом было серым, но тучи висели высоко, и ждать дождя, похоже, не приходилось. На сером фоне белые стволы берез и лимонная листва выглядели не правдоподобно яркими, как на картине неумелого живописца, не признающего полутонов. Где-то неподалеку резко хлопала мелкокалиберная винтовка - господа офицеры развлекались, дырявя консервные банки.