Утро началось со страшного проливного дождя. Тучи наползли с юга, низкие, темные, беспросветные. Подул резкий ветер, зашумели деревья, казалось, ветер вознамерился выдрать их с корнями, трава прижалась к земле. Не было ни молний, ни грома, тучи летели так быстро, словно их гнал страх. На небе исчезли все просветы, оно сделалось свинцово-темным. И вдруг ветер исчез.
Все замерло в тревожном ожидании.
Спецназовцы, дежурившие на блокпосту, смотрели в узкую щель окна.
– Ну, сейчас начнется. Такого я еще не видел, – сказал Витя Прошкин, застегивая ворот куртки.
– Может, пронесет? – задумчиво сказал Павел Куницын.
– Да уж, пронесет!
– Все на нашу голову, – вставил Уманец.
И тут по брезентовому пологу забарабанили капли, крупные, как фасоль. Дождь становился с каждой минутой все сильнее. Дождевая завеса скрыла ближайшие деревья.
– Сейчас в щель потечет, – сказал УманеЦу глядя на растрескавшийся потолок.
Лампочка погасла. Зазвенели стекла. Если бы даже какой-нибудь сумасшедший водитель решился ехать в такую погоду, то долго бы он не порулил, свалился бы в кювет или врезался в дерево. Видимость – метров двадцать пять, не больше. Машин на дороге не было, она превратилась в блестящую, словно стеклянную, ленту. Дождь лил, хлестал, ветер выл.
– Господи, Боже мой! – произнес Куницын. – Потоп начинается, что ли?
И действительно, казалось, что сам Господь разгневался на жителей Ельска, решил уничтожить город, смыть его, стереть с лица земли, утопить в море воды, смешанной с крупным градом. Градины барабанили по бетонной крыше, казалось, что та в любой момент может рассыпаться.
– Ну и град, мать его, как пули!
Уманец сидел у окна, пытаясь что-либо рассмотреть в потоке дождя и града.
– Ничего не видно, как в дыму, – сказал он, прижимаясь к стене и поглаживая ствол автомата. – Такого ненастья я не припомню.
Дождь лил два часа. Это был настоящий ливень. Река Липа, тихая и спокойная, вспенилась, вздулась, ее мутные темные воды неслись с невероятной скоростью. Дождь лил не только над Ельском, но и в верховьях реки. Вода, как весной, вышла на низкие берега, смела стоги сена, залила огороды. Мостки, с которых ельские огородники черпали воду, оказались глубоко под водой.
В такую непогоду никто из жителей не рисковал покидать свой дом. Ливень начался в четыре, а к половине седьмого уже выглянуло солнце. Его лучи, прорвавшись сквозь облака, словно лучи прожектора, осветили землю, высвечивая урон, причиненный ненастьем.