– Отстань!
Куницын нагнал Холмогорова у машины:
– Вы где остановились?
– Пока еще нигде.
– Я хотел бы вас найти.
– Зачем искать, если я уже рядом? – ответил Андрей Алексеевич.
– Ребята здесь, долго не могу говорить.
– Понимаю. Если что, отыщете меня в гостинице.
– Надолго к нам?
– Еще не знаю.
Куницын поднял одну половину шлагбаума, и «Жигули» покатили к городу. Сержант долго стоял, глядя им вслед, пока рубиновые огоньки не слились с огнями Ельска. Он вернулся к столу, взял кружку остывшего чая и сделал несколько неторопливых глотков.
– Ты зачем за ним бегал? – подозрительно косясь на дрожащие руки Куницына, поинтересовался Уманец.
– Кто-то же должен был шлагбаум открыть?
– Прошкин на это есть.
– Он отошел.
Уманец пристально посмотрел в глаза куницыну.
– Ты почему так смотришь на меня?
– Что-то мне в тебе не нравится.
– Что именно?
– Я это и хочу понять.
– Прошкин, иди отдыхать! – крикнул Куницын. – Я тебя сменю.
Прошкин, которому оставалось дежурить еще полчаса, обрадовался, что сможет побыть в тепле. ОМОНовцы удивленно переглянулись. Как командир отделения Куницын мог заставить идти дежурить любого из них, сам выходить на дождь и ветер он обязан не был.
– Что с ним? – спресил Уманец.
Прошкин пожал плечами:
– Олежка Сапожников его лучшим другом был, переживает.
– Можно подумать, я Сапожникову враг.
– Не люблю, когда чужие в городе верховодят.
– О священнике говоришь?
– Какая разница, священник или нет, чужой он. В Москве все иначе, там каждый день людей убивают, они к этому привыкли. Эй, Куницын, иди сюда! – позвал Уманец. – Хватит тебе топтаться возле шлагбаума. Если кто-нибудь будет ехать, не проскочит. Ночь тихая, двигатель за километр слышно.
Недовольный Куницын вернулся под крышу.
Он стоял, его товарищи сидели. Он чувствовал себя учеником, не выучившим урока и вызванным к доске. Ни на один из вопросов, которые ему могли задать ребята, он не знал ответа.
– Мы чем сильны? – спросил у него Петя Уманец.
– Тем, что всегда вместе. Один отвечает за всех, и все за одного, – вместо Куницына ответил Прошкин.
– Я это и без тебя, Витя, знаю.
– Пусть он скажет.
– Один за всех и все за одного, – глухо повторил Куницын.
– Ну так вот, на кладбище мы вместе клялись, вместе деревню зачищали, вместе должны и впредь держаться. И если кому-то захочется правду рассказать, пусть вспомнит, что он не один там был.
– Чего ты, Уманец, на меня так смотришь? – забеспокоился Куницын.
– Внимательно, Паша, смотрю, потому как правда наша никому не нужна. Тогда поклялись и теперь поклянемся, что, как условились, так и будем говорить, – Уманец вытянул руку, и всем остальным ничего не оставалось делать, как положить свои ладони сверху. – Клянемся! – тихо сказал Уманец.