Когда рассвело, Глеб подбросил в костер хвороста и подвесил над огнем котелок с водой. Воду они набрали в давешнем ручье, она была чистая как слеза и очень вкусная. Убедившись, что наскоро установленные им рогатины не завалятся, Глеб двинулся к шалашу, чтобы разбудить народ. И остолбенел, безотчетно схватившись за пистолет.
Видимо, несмотря на принятое им вечером лекарство, бессонная ночь не прошла для Глеба даром, и в первый момент ему померещилось черт знает что. Сразу же вспомнился ночной разговор с Горобец и ее слова о том, что рассказанная покойным проводником страшная сказка могла соответствовать действительности в гораздо большей степени, чем все они поначалу решили. Потом в голову пришел добрый старый Эдгар Аллан По и в особенности его рассказы, посвященные адским мукам людей, погребенных заживо.
Короче говоря, в первое мгновение Глебу показалось, что вчера они совершили ужасную ошибку, закопав под сухим деревом живого человека. И вот теперь человек этот выбрался из своей неглубокой могилы, как-то добрел до лагеря, невзирая на ужасную рану в животе, и стоял в кустах неподалеку от шалаша, решая, как лучше наказать своих спутников за то, что они с ним сотворили…
— К чертям собачьим, — хрипло проговорил Глеб.
Никакого Гриши в кустах, разумеется, не было. Зато его голова, аккуратно отделенная от тела, торчала на каком-то суку, повернув к Глебу иссиня-бледное, испачканное могильной землей лицо с закрытыми глазами. Ночной дождик размыл набившуюся в глазницы землю, исчертил мертвое лицо темными потеками, и казалось, что Гриша плачет грязью.
Картина была жуткая, но тому, кто ее создавал, этого показалось мало. Неизвестный творец приоткрыл Грише рот и вытащил наружу бледный синеватый язык. Казалось, мертвая голова дразнится, безмолвно говоря: что, съели? Съел, специальный агент? Помогли тебе твои секретные пилюли как мертвому припарка…
При виде этого зрелища в голову Глебу пришло полузабытое ввиду редкого употребления слово: кощунство. Это оно и было — кощунство в полный рост. Это был вызов, насмешка и предупреждение: вот что со всеми вами будет, если не уберетесь.
Глеб тряхнул головой, прогоняя остатки мистической жути, которой веяло от этого кощунственного украшения, с силой провел по лицу рукавом куртки и хрипло, вслух, очень надеясь, что тот, к кому обращены его слова, сейчас находится поблизости и отлично его слышит, сказал:
— Ну все, сволочь. Ты доигрался. Не надо было тебе этого делать. А теперь я отсюда не уйду, пока твои яйца не будут болтаться на каком-нибудь суку рядом с твоей тупой башкой. Имей это в виду, мразь.