– Это что?
– Это чай, – объяснил Илларион. – Между прочим, не вздумайте сказать сыну, что он вам не понравился: мальчик так старался…
– Я знал, что он прирожденный бандит, – переводя дыхание, сказал Лопатин, – но даже подумать не мог, что он подастся в отравители. Сахар есть?
– Сахара нет, – ответил Илларион. – И вы хотели мне что-то рассказать.
Он поймал себя на том, что этот человек ему не нравится, и постарался вытравить из себя это чувство и быть, насколько это возможно, объективным. Это было тяжело: ему совсем не хотелось слушать то, что мог рассказать этот несимпатичный человек.
Лопатин несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, словно готовясь к прыжку с трамплина.
– В общем, – начал он, – существует некая папка…
Он рассказал все, как на духу: про Агапова и Иргера, про агентство «Борей», про рыжую провинциалку, оказавшуюся на поверку профессионалкой, про шантаж, кассету и про то, что его рыжую знакомую скорее всего убили. Он и сам не знал, почему делится своими постыдными секретами с этим совершенно незнакомым ему человеком, но ему казалось, что собеседник может ему помочь. Перед ним сидел его последний шанс сохранить остатки репутации и все-таки ущучить Агапова с его бандой, и он рассказывал все подряд, ничего не утаивая, как человек, излагающий суть своего дела высокооплачиваемому адвокату, от которого только тогда и может быть польза, когда Он знает о своем клиенте все до мелочей.
Он рассказал о звонке Балашихина и о встрече в парке у пруда. Когда он говорил о человеке с треугольным шрамом над левой бровью, пытавшемся продать ему пресловутую видеокассету за сто тысяч долларов, которые впоследствии оказались фальшивыми, Забродов окаменел, а потом вдруг закрыл глаза и, как показалось Лопатину, погрузился в сон. Константин Андреевич обескураженно замолчал. Илларион сразу же открыл глаза.
– Дальше, – потребовал он.
Константин Андреевич рассказал о странном поведении своих домашних в субботу вечером и утром в воскресенье, о том, как искал по всей квартире доллары, не нашел и понял, что их нашла жена (тут Илларион оживился, перебил его и со слов Василька поведал, как именно были обнаружены деньги), и о том, что назначивший ему встречу человек не явился в условленное время.
– Он был убит, – коротко пояснил Илларион.
– Вот оно что, – довольно равнодушно сказал Лопатин и продолжал свой рассказ.
От волнения он все время сбивался и путался в хронологии, но, сопоставив его историю с тем, что слышал от Василька, Илларион получил довольно полное представление о причинах и ходе событий, имевших место на протяжении этого безумного уик-энда. Причины показались ему мелкими и отвратительными, как плевок, повисший на перилах лестницы, а ход событий – бестолковым и сумбурным. Он был о Званцеве лучшего мнения, но на Званцева ему было наплевать. А вот Балашихин…