Два дня, которые потрясли мир…
– Ой, какой вы… Ой, какой он у вас твердый! Да подождите же, подожди…
Женщина тихо рассмеялась – так, что даже у сидевшего в прокуренной жестянке микроавтобуса Балашихина по спине побежали резвые мурашки. «Ну артистка, – подумал он с уважением. – Тоже профессионалка». Он очень живо представил себе каменный затылок таксиста и от души пожалел его: чего только ему не приходится выслушивать в течение смены!
Он убрал наушник от уха и прислушался к тому, что происходило снаружи. Пьяный, похоже, ушел – с улицы не доносилось ни звука, микрорайон спал. Он сделал вопросительное движение бровями.
– Ушел, ушел, – вслух подтвердил молодой. – Свалил, бродяга. Сейчас, наверное, его жена уже скалкой лупит. Ну чего они там? – спросил он, кивая на наушники.
– Процесс пошел… Сам послушай.
Молодой взял наушники и некоторое время с интересом слушал. Лицо его при этом жило собственной, весьма интенсивной жизнью: казалось, еще немного, и он начнет облизываться как кот на сметану.
– Это ж надо, как она его обрабатывает, – сказал он, возвращая наушники на место. – Даже завидно.
– Нашел, чему завидовать, – фыркнул Балашихин. – Весело веселье, тяжело похмелье.
– Это факт, – согласился молодой. – Но сейчас-то ему до похмелья далеко.
– Не так далеко, как хотелось бы, – буркнул Балашихин, у которого при мысли о предстоявшем его объекту похмелье почему-то испортилось настроение. – Включи-ка монитор, надо проверить аппаратуру. И вообще пора браться за дело.
Молодой нажал клавишу на пульте, и над их головами ожил монитор. На экране появилось изображение небогато обставленной комнаты. Это была проходная комната в двухкомнатной хрущевке, служившая, судя по всему, супружеской спальней. В обстановке квартиры сквозила благопристойная, слегка прикрытая клетчатыми пледами нищета, и Балашихин с трудом подавил вздох: картина была знакомой до слез. Совсем недавно он сам выделывал головоломные акробатические трюки на грани между полуголодным существованием и настоящим голодом. Ему стало жаль «клиента», который в данный момент уверенно мчался навстречу собственной гибели на заднем сиденье такси – пьяный, счастливый и с подосланной бабой в обнимку. Он решительно растоптал в себе эту жалость: клиента никто не заставлял заглатывать первый же брошенный крючок до самых кишок… «Орел», блин.
Изображение было цветным и очень четким – можно было разглядеть каждую деталь.
– Говорит и показывает Москва, – тихо сказал Балашихин. – Наши камеры установлены…
Молодой хохотнул.
– Да уж, – сказал он, – репортажик получится праздничный. А изображение!.. А цвет!.. Умеют делать, сволочи.