- Гурко?
Отпираться было бесполезно: в паузах между отвратительными звуками из кабины несся характерный гурковский мат.
- Плохо стало человеку, - нерешительно ответил я.
Теща и сестра тещи обогнули нас, как мыс Горна, и двинулись по пляжу дальше.
- Плохо, говорите? - злобно спросил Петров, глядя им вслед. - А кому, позвольте узнать, хорошо? Вы думаете, трезвому хорошо? Трезвому еще хуже.
- Так напейтесь.
Петров посмотрел на меня изучающе.
- Вы не так просты, как кажетесь, - заметил он. - Вернее, как хотели бы казаться.
- Да я вовсе не хочу казаться простым, - возразил я.
- Именно это я и имел в виду, - загадочно сказал Петров и, более ничего не объясняя, зашагал за тещей и за сестрой ее вдогонку.
8
Перед полуночью мы с женой постучались в дверь к Степаниде.
- Кто там? - тревожно спросила она.
- Это Кондаков, - отозвался я. - Открой, Самохина, как коммунист коммунисту.
Дверь, заскрипев, отворилась, и мы вошли.
- Ты, Балаховский, дурак, - сказала Степанида, - и шутки у тебя дурацкие. Я тебя по голосу узнала.
- Неосторожно поступаешь, - заметил я. - В пылу страсти и Кондаков может заговорить чужим голосом. А где пельмени?
Пельменей на столе не было. Не было и водки.
- Подождешь, - заявила грубая Степанида. - Еще Гурко с Галимовым придут. Я их тоже попросила. Принесут самогону, - поспешно добавила она.
И тут же в дверь постучали.
- Кондаков! - зловеще прошептал я.
Вошли Гурко и Галимов. Классик башкирской литературы бережно держал в руках огромную бутыль с мутноватой жидкостью. Вслед за ними, церемонно раскланиваясь, вошел Провский.
- Я Лешу тридцать лет знаю, - сказал он. - Смогу его остановить, уберечь от непродуманного шага.
- А Петров тоже придет? - спросила жена. - И братья Грум?
- Кобзарь придет, - ответила Степанида.
И точно: через минуту появилась Кобзарь. Она принесла большую коробку шоколадных конфет и свою новую книгу о Фадееве. Кобзарь была крупным фадеевоведом. Собрание ее трудов занимало на любой библиотечной полке вдвое больше места, чем книги самого Фадеева.
- Конфеты к чаю, - сказала она.
Гурко и Галимов занервничали.
- Мне кажется, кто-то говорил про пельмени, - начал князь.
- Сварю сейчас, - почему-то обиженно отозвалась Степанида.
Пельмени она сварила в электрическом чайнике. Чайник яростно подпрыгивал, и казалось, что он вот-вот взорвется. Из носика валил пельменный пар. На столе появились тарелки и стаканы.
Потомок фельдмаршала оживился, а в глазах Галимова появился холодный блеск несокрушимой решительности.
- Ах, почему обязательно водка? - с укоризной спросила Кобзарь. Неужели нельзя просто попить чаю?