- Я еще в тот раз рассердился на тебя, - отвечал Шишкин. - С тобой спать нельзя. Ты во сне обнимаешься.
Иван ухмыльнулся в подушку и тут же получил тычка в бок.
- Тамбовка - тигриное место. Тигры откуда-то берутся! - вздохнул Шишкин.
- Тигры охраняют вход на Горюн, - отвечал Бердышов. - Тут их гнездо, тигрятник.
Родион, кое о чем догадывавшийся, хотя Опиридон еще ничего никому не говорил, помолчав, ответил:
- Нет, тигрятник в Уральском, там самая тигра.
* * *
- Эх, Иван! - с затаенной надеждой взглянув на Бердышова, говорил наутро Спиридон. - Ты ли не зять! Каждый бы гордился. Ты с деньгой, - и он дружески и покровительственно хлопнул Ивана по плечу. Но тут же нахмурился, встал как ни в чем не бывало, отошел в угол, где стояло ружье. Деньги, кажется, соблазняли Спирьку.
"Хорош же будет у меня тестюшка! А ну, как дочка в него?" - мелькнуло в голове Ивана.
- Я дурной, всего не пойму никак! - сказал он.
- Помозгуй...
- Я не все пойму, что ты толкуешь.
- Я давно хочу с тобой поговорить, но побаиваюсь: язык у тебя длинный.
- Это верно, - согласился Иван.
- Ты в шутку будто, а все выболтаешь...
Говорили околичностями и намеками и никак не сговорились. Шишкин сказал, что согласился бы отдать дочь, но прежде надо отказать Илье и сделать это политично, а то рассердятся все: и тамбовские и пермские.
- Твое дело - волчье: схватил, да и был таков, а я отец.
Еще хотел он узнать, венчан ли Иван с гольдкой.
Толковали долго.
- Но твердо не обещаю, - уклончиво говорил Спирька.
Иван знал: чем сильней такой человек чего-нибудь хочет, тем менее старается это показать.
Иван затеял угощение в избе Родиона. Так часто случалось, когда он приезжал. Мужики этому не удивлялись.
Пришли Овчинниковы и опять затеяли разговор про сватовство. Иван поддерживал их, подмигивая Спирьке. Советовал ему соглашаться.
В это время в горнице в доме Спиридона было полно девиц. Они пели за прялками. Иван пришел туда. Он подсел к Дуне.
Она в новом сарафане, в светлых рукавах. Он знал: ее собирают к венцу.
- Ты не обиделась на меня?
- Нет, - спокойно ответила Дуня и взглянула, как бы желая спросить: "За что же?"
- Какая ты светлая, белая, чистая.
Она засмеялась.
- Шибко хороша!
- Эй, эй, чего ты ей поешь! - вступились девицы.
Иван вспомнил, какое злое чувство пробудила она в нем прошлый раз. А сама скромная, нежная.
- Знаешь, Дуня, я люблю утром пойти тайгой, послушать, как птицы поют. Солнышко чуть всходит, чисто на душе, так светло. Как в детстве, душа радуется... Птица сидит, перышки чистит, ясная, свежая. Воздух какой!.. И вдруг вскидываю ружье - бац, грохот, все к черту, эта самая красавица птица валится вся в крови, перья летят... Скажи, не зверь ли человек?