Расходясь, невольно смотрели все в распадок, где догнивало опустевшее зимовье, у которого когда-то встретили они впервые Бердышова.
Дуня и Илья вышли из тайги.
- Гляди, Иван поехал! Был у нас и прощался, - сказала им Бормотиха. Говорил, в городе дом построил.
- Как? Совсем? - изумилась Дуня.
- Да, и Ангу и дочь забрал.
Дуне взгрустнулось. Вчера она сильно рассердилась на Ивана за его намеки и только разохотилась потягаться, повраждовать с ним, как он убрался. Почему-то стало досадно.
Дуняша постояла над рекой и, чуть прищурившись, смотрела вслед удаляющемуся судну.
Амур опустел. Место на релке заглохло. Словно и на сердце легла глушь.
А люди исподтишка наблюдали за ней. Все, кроме Ильи, который знал, что жена его любит.
- Уехал, зараза, - добродушно сказал он, подходя к Дуняше. Скуластое лицо его сияло.
Дуня засмеялась и крепко обняла мужа.
А над дальним лесом, над Додьгой завился дымок.
- Это не от костра, - замечали крестьяне.
- Егор корчует...
На другой день из леса вышли дед Кондрат, Егор и Васька с Петрованом.
"Нищета! Все земельку ковыряют", - усмехнулся про себя Федор.
Егор рассказывал: валили я жгли гнилье и сухостой, а с живых деревьев сдирали кожу, надрубали стволы, чтобы зной и ветер сушили их, чтобы в зимний мороз застыли соки, лед рвал бы древесину. Весной и летом дерево станет погибать, ослабнут корни. Через два-три года придет Егор с огнем и вагой, выжжет лес, выкорчует обгоревшие пни.
- А золото мыли?
- Сашка там работает, и мы с ним.
- А не боишься, что Ванька Бердышов не даст тебе поднять ту землю, что так и останется она под тайгой? - спросил Силин, и в голосе его слышалась жалоба. - Он хочет снять нас с пашни, кинуть на заработки. Чтобы мы ему рыбу ловили для приисков. Да и мало ли что может сделать он, о чем мы и подумать не можем.
Тень легла на лицо Кузнецова.
- Иван уехал... - заговорил Тереха. - Зачем мы ему?
"Нет, Иван не уехал, он здесь, - подумал Егор, выслушав рассказы про то, как гостил Бердышов. - Он уехал, но богатство его здесь, вокруг нас".
- Он уж и на баб зарится, - продолжал Тимошка. - Уж одна потемнела, как он уехал...
В ичигах, в старой рубахе, с топором за лыковой опояской, стоял Егор на черной земле, слушая соседей, и думал глубокую думу: "Опасным человеком становится Иван Бердышов. Он всегда брал свое, что ему надо было - "не мытьем, так катаньем", и делал это с шуточкой, как бы нехотя, а добыча сама шла ему в пасть. Неужели и Дуня, красавица, подалась сердцем к нему? Иван давно на нее поглядывает. Но это еще вилами на воде писано, что она поддалась. Конечно, ей лестно, что Иван угождает. Но люди зря говорят: Дуня - кремень и любит Илью".