Гриша ужаснулся от своих подсчетов и спросил у дядьки Обелиска:
- А кто зажигает весь этот свет в Веселоярске?
- Как кто? - удивился посыльный. - Да я же!
- А вам не кажется, что у нас много горит лишних лампочек?
- Лишних?
Дядька Обелиск не знал этого слова. Это правда, что Фенька своей расточительностью давно уже довела его до отчаяния. Все, что он зарабатывал и вырабатывал благодаря своим трудовым усилиям, она уже и не растранжиривала, как говорится, а "расфенькивала", если так можно выразиться. Но это же свое! А если брать в государственных масштабах, то тут дядька Обелиск - за размах, за перевыполнение, за досрочность во всем! Зачем углю, нефти, газу залегать в земле, спрашивается? Добыть досрочно, использовать, сжечь и водрузить обелиск!
- Власти надлежит быть щедрой! - заявил Обелиск.
- Шедрой? А за чей счет?
- Так нам же за электричество платит колхоз.
- Колхоз? - не поверил Гриша.
- А вы как думали? В сельсовете таких ассигнований не было и не будет.
Гриша промолчал, чтобы скрыть свою неосведомленность, но мысленно решил во всем разобраться как следует и первым своим шагом на высоком посту определил борьбу за экономию и бережливость. Обстоятельства же складывались так, что никак не экономилось драгоценнейшее сокровище нового председателя время. Почти целый рабочий день съеден хлопотами с этим неизвестным Пшонем, а теперь еще приходилось добавлять к рабочему дню чуть ли не полночи. Ждали они оба неодинаково. Грише давно уже хотелось домой, а дядьке Обелиску не терпелось увидеть человека, на которого он возлагал такие большие (почти неосуществимые) надежды. Поэтому нетерпение Обелиска было все-таки большим и он первым услышал еще за Шпилями Самусеву машину.
- Едут!
- Может, это и не они, - вяло возразил Гриша.
- Да разве я не знаю, как Самусенок ревет мотором! А вот уже и светит! На одной фаре кто у нас ездит? Только Давидка Самусь! Вот уж негодник!
Машина тем временем скатилась со Шпилей и уже освещала ослепительной фарой сначала Гришу, потом Обелиска. Скрежетнули тормоза, Давидка высунулся из кабины, закричал:
- Станция Березай, кому надо - вылезай!
В пятитонном кузове поднялось что-то темное, высокое, колючее, перемахнуло через борт, затарахтело мослами, спрыгнуло на землю. Обелиск кинулся поддержать, но не успел и был окинут презрительным взглядом то ли за опоздание, то ли за чрезмерную старательность. Темный человек сразу же увидел Гришу, стоявшего неподвижно чуточку в сторонке, двинулся на него и въедливым голосом представился:
- Пшонь.
Гриша назвал себя и спросил, как доехали.