Твердохлеб сам себе не верил, что смог отважиться на такой поступок. Чтобы удостовериться в том, что все происходит на самом деле, он произнес вслух:
- На лоно природы.
Таксист не расслышал или не сразу сообразил:
- Что?
- На лоно природы, - повторил Твердохлеб.
- Какое лоно! Какие одуванчики! - присвистнул водитель. - Знаками утыкали все дороги на полсотни километров от Киева. В лес не въедешь, к Днепру не подъедешь - везде торчит "кирпич". В школе когда-то феодализм проходили - так у нас то же самое. Там заводские пансионаты, там спортивные базы, там банк, там футболисты, там мотоциклисты. А на море что делается? Никуда не просунешься. Скоро всю землю разгородим.
Твердохлеб промолчал. Он за это не отвечает. Вообще он ни за что не отвечает. Отбросил все обязанности. Освобождение на 26 дней. Для "Южного комфорта". Для...
Машина мчала Твердохлеба дальше и дальше, он погружался в глубины лесов, проникал под их вечные своды, и таинственная музыка Киева тысячеголосо отзывалась в его крови.
Расплачиваясь, заговорщицки подмигнул шоферу:
- Значит, феодализм?..
- По-моему, феодализм! - сказал тот. - В школе же проходили...
Белая колоннада, два портика замыкают ее широкий веер с обеих сторон, за колоннадой далеко в глубине, за клумбами и широкими разъездами асфальта, такой же веер белого трехэтажного длинного, изогнутого, как колбаса, корпуса с лоджиями и тоже с двумя уже вовсе комичными портиками на торцах сумасшедшая циркумфлекция бездарного архитектора.
Циркумфлекция. Слово влезло в голову, напоминая какие-то дворцовые ансамбли, что ли. Твердохлеб, вообще-то говоря, мог считаться эрудитом во множестве отраслей. Трикотаж и фарфор, стекло и парковое искусство, выращивание хлеба и кормление свиней, производство мясорубок и соление грибов, усушка апельсинов (и вообще цитрусовых) и обработка благородных металлов, радиотехника и хирургические операции - с чем только не сталкивала его жизнь, и везде нужно было знать, знать и знать.
Он устал от знаний.
А тут еще эта циркумфлекция. Он любил лишь прямые линии, не выносил ни зигзагов, ни искривлений, а "Южный комфорт" встречал его арками, веерами, изгибами, циркумфлекцией. Да разве все это не было изображено на его путевке?
Он достал путевку, глянул, покрутил в руках. Изображение размазанное, нечеткое и мелкое, а тут угнетали масштабы.
- Куда мне с этой путевкой? - спросил он женщину в некогда белом, а теперь невыразительного цвета халате и в таком же всклокоченном парике на голове. Женщина выходила из парадных дверей навстречу Твердохлебу, словно ждала его.