Аккуратность он, наверное, относил к внешнему виду, и внешне Твердохлеб, возможно, и на самом деле не отличался особой измятостью, но остро чувствовал, что душа его сегодня помята предельно.
Позвонила теща. Голос ласковый и прекрасный. Какое счастье привалило этому Ольжичу-Предславскому, надутому полузаконнику, нудному эрудиту, сухой душе! Влюбился в молодую балерину за сцену безумства Жизели в первом действии - и счастье на всю жизнь!
- Теодор, - заворковала теща. - Простите, что я вам на работу. Но мы так волнуемся, так встревожены. Что с вами? Я не спала всю ночь. Мой брат тоже.
Они с братом были с другой планеты, не с той, что Ольжич-Предславский и его преславная дочь.
- Мальвина Витольдовна, - неумело лгал Твердохлеб, - меня загребли днем, довелось ехать за город, ничтожное и бессмысленное дело, но целую ночь мы...
- Надеюсь, все это уже закончилось? - принимая правила игры, осторожно поинтересовалась теща. - Я прощу вас, Теодор. Не принимайте близко к сердцу. Я говорила с Мальвиной. Я ей все высказала. И прошу вас. Мы вас ждем сегодня.
- Думаю, что сегодня не задержусь, - пообещал Твердохлеб.
- Я вас прошу. Это необходимо всем нам.
Твердохлеб горько улыбнулся, кладя трубку. Необходимо всем нам... Даже мир на земле, оказывается, необходим далеко не всем. Одни готовы жизнь отдать за него, а кому-то - лишь бы продать ракеты, бомбы, лазеры, черта-дьявола и нажиться, нажиться, набить глотку, озолотиться, возвыситься над всем миром в недостижимой гордыне. Так что же говорить об обычной жизни обычного человека? Ну-ну...
Вот тогда и позвал его Нечиталюк. Был как огурчик. Ни тебе бессонной ночи в Борисполе, ни бессчетного количества опрокинутых рюмок, ни изнурительного разговора, ни переживаний, ни раскаяния. Свежая рубашка, серенький безупречный костюм, синий галстук, румянец (возможно, преждевременный склероз?) на щеках, веселая пучеглазость, беспечность и беззаботность.
- Привет!
- Привет!
- Как ты?
- Плохо, - признался Твердохлеб. - Очень плохо.
- Ну, ты мне ничего не говорил, я от тебя ничего не слышал. В нашем отделе все должно идти наилучшим образом. Пессимизм - это пережитки и происки. У нас только оптимизм!
- Не вижу причин.
- Федя, нужно видеть! Вот я, пока там то да се, пробился к Савочке в реанимацию, переговорил, договорился, добился, достиг. Думаешь, это легко? Ой-ой-ой! Но добился! И могу тебе заявить: все! Неси мне это заявление Масляка - и баста!
У Твердохлеба что-то екнуло в душе, он ненавидел этого просветленного бодрячка, потиравшего руки, ненавидел его хитрого покровителя, прятавшегося где-то так, как он умел это делать всегда, ненавидел неискренность, коварство, интриганство, которыми жили эти люди. Поэтому сказал твердо: