- Не согласовывал ты ни с кем.
- Ну, не согласовывал, так сделаю это, как только Савочка выкарабкается из своей реанимации. Он туда уже раз сорок попадал - и ничего.
- Ему-то ничего, а какая реанимация спасет мою душу? И вообще всю мою жизнь, которая перевернулась в один день из-за этого бессмысленного дела? Ты смеялся над Порфирием Петровичем, а у нас с тобой, как у него с Раскольниковым: "У вас нервы поют и подколенки дрожат, и у меня нервы поют и подколенки дрожат". Так что же теперь?
- Поссорился дома? С женой? Я тебе все организую - раз плюнуть! Тут моя вина. Выпустил из внимания, что твоя Мальвина из той же сферы. Для нее Кострица бог, а ты на него замахнулся! Не нужно было говорить, да уж так и быть. Ты же сам любишь говорить: нужно быть терпимым и жалостливым.
- Не нуждаюсь в жалости! - поднялся Твердохлеб. - Я пойду. Поговорили и хватит. Благодарю тебя, что помог мне очистить душу.
- Да куда же ты? - схватил его за руку Нечиталюк. - Посиди, выпьем. Куда спешить? На работу рано. Домой?
- Поеду автобусом. А ты посиди. Хорошо бы тебе где-то поспать. А я поброжу где-нибудь в Киеве. Ты оставайся.
Он сел в аэрофлотовский автобус, устроился сзади, незаметно для себя задремал и все проспал. Проснулся оттого, что кто-то тормошил его плечо. Ничего не мог сообразить. Хлопал глазами: где он, почему, как? Возле него стоял милиционер, из-за плеча его выглядывал какой-то человек. Может, водитель автобуса? Твердохлеб глянул в окно. Обелиск Киева, агентство Аэрофлота. Долго же он спал. Сонно улыбнулся милиционеру. Тот истолковал его улыбку как признание вины. Пьяным заснул в общественном транспорте, нарушает порядок.
- Давайте пройдем, гражданин!
Только теперь Твердохлеб окончательно пришел в себя. Ну что ж. Много лет он защищал закон - пусть закон хоть раз защитит и его. Неторопливо полез в карман и показал удостоверение. Милиционер козырнул.
- Простите. Недоразумение. Может, чем-то помочь? Транспорт, телефон?
- Благодарю. Я пройдусь пешком.
Милиционер почтительно поддерживал Твердохлеба, пока тот сходил с автобуса.
- Тяжелая ночь выпала, - попробовал оправдаться Твердохлеб. - Без сна, да и вообще.
- Все ясно, - сказал милиционер. - Все ясно.
Всем все ясно, только не мне, подумал Твердохлеб, спускаясь в переход под площадью Победы.
Нечиталюк был как огурчик. Твердохлеб побрился в парикмахерской, позавтракал у себя в буфете, кое-как почистил одежду, и дежурный старшина, улыбнувшись, как всегда, бодро козырнул ему и заговорщицки подмигнул:
- Вы, как всегда, точны и аккуратны, Федор Федорович!