Тетушка, наверное, не скоро выпустила бы меня из объятий, если бы не подошедший вслед за ней богатырского сложения цыгановатый мужчина.
- Ну хватит тебе, баба, слюнявить доброго молодца, - заявил он рокочущим басом. - Дай и нам поздороваться. - Приподняв жену, Петр Емельянович Дьяков легко отстранил ее и, словно медведь, стиснул меня так, что я, несмотря на довольно крепкое телосложение, опасался за целость своих ребер.
Петр Емельянович оглядел меня, проверил мое снаряжение, словно сбрую на коне, перед тем как тронуться в дальний путь, и удовлетворенно разгладил мозолистыми пальцами свои растрепавшиеся усы.
- Хорош, чертяка! - восхищенно воскликнул он. - Во какой вымахал! Даже меня обскакал. Бравый, ей-богу, бравый вид! - И, взглянув на кубики в петлицах, спросил: - А какое же у тебя звание?
- Лейтенант, товарищ дядюшка! - шутливо вытянулся я, лихо приложив руку к козырьку.
- Это какому же, к примеру, офицерскому званию царской армии можно приравнять? - заинтересовался старый солдат.
- Кажется, подпоручик... - отвечаю неуверенно.
- Эге, выходит, выше прапора. А ведь нашему брату, сыну крестьянскому, допрежь выше прапора и не мечтай, хоть какой ты ни будь способный и умный. А ты вот, еще и молоко на губах не обсохло, уже офицерского чина удостоился. Цени, брат. Спасибо скажи Советской власти, защищай ее, коль тебе доверили столь важное дело.
- Обязательно, дядюшка, - ответил я серьезно. - Если потребуется, жизни своей не пожалею за нашу Родину, за Советскую власть.
Растроганный Петр Емельянович неожиданно выхватил из бокового кармана бутылку:
- По этому торжественному случаю надо бы по стаканчику осушить!
- Тебе, старый пьяница, лишь бы повод! - сердито возразила тетушка Макрида Дмитриевна, крепко державшая мою руку.
- Ничего, ничего, Макридушка, - ласково пророкотал Петр Емельянович, торопливо вытаскивая из карманов граненые стаканы, завернутый в газету кусок ржаного хлеба и соленый огурец. - Мы мигом сообразим, иначе дело гиблое: не пойдет у него служба, коль первое звание не обмыть. Отойдем-ка вот сюда, - показал он на прилавок продовольственного ларька.
Отработанным движением Петр Емельянович налил в стаканы водку и один протянул мне, ласково приговаривая:
- Успехов тебе самых огромадных. - Довольно крякнув, добавил: - И невестушку самую пригожую. - Заметив, что я лишь пригубил водку, нахмурился: - Э-э-э! Не по-нашенски, брат, не по-сибирски. Ну что ты как хлюпик какой! Хлобыстни весь, будь мужиком...
Прозвучал станционный колокол, предупреждавший об отправлении поезда. Поняв, что я не стану пить, дядюшка секунду раздумывал, не слить ли водку в бутылку, но махнул рукой и опрокинул содержимое в рот, приговаривая: "Чем в таз, лучше в нас". Спрятав бутылку и стаканы, дядя обнял меня: