- Зачем это нам, товарищ старшина? - удивился я.
- В добром хозяйстве, товарищ комроты, ничего лишнего не бывает, усе сгодится: може, строить чого прийдется... - Николай Федорович старается говорить по-русски, но машинально вплетает в речь украинские слова.
Я советую сдать ненужные нам вещи, а Охрименко, вытягиваясь во весь свой богатырский рост и моргая ресницами, упрашивает:
- Дозвольте трошки повременить... Выбросить успеем, коли из вагонов нас, едят их мухи, выселят.
"Едят их мухи" - любимая присказка Охрименко.
Закадычным другом старшины стал ротный санинструктор Сидор Петренко. Держится он с апломбом опытного врача, хотя ушел на фронт со второго курса медицинского института. Когда на днях боец Осадчий пожаловался ему на незначительную резь в желудке, наш ротный эскулап уложил его на нары, усердно прощупал, посмотрел язык и надолго задумался. Потом достал блокнот и стал что-то писать. Закончив, оторвал листок и протянул мне. "Диагноз", сумел прочитать я заголовок, но дальше не мог разобрать, поскольку Петренко вывел аккуратными латинскими буквами несколько медицинских терминов.
- Что это? - удивился я.
Петренко, приблизившись, прошептал мне в ухо:
- Товарищ комроты, Осадчего надо немедленно госпитализировать: возможно, у него брюшной тиф.
"Брюшной тиф! Этого еще не хватало!" - ужаснулся я, на секунду представив себе, как зараза распространяется в роте и выводит ее из строя.
Прочитав на моем лице тревогу, Петренко с важным видом добавил:
- Не беспокойтесь, приму немедленные меры к пресечению инфекции.
До очередной остановки Петренко изолировал Осадчего от товарищей в углу вагона и ни на минуту не отходил от него.
Перепуганный Осадчий сразу сник, побледнел, на лбу выступили мелкие бисеринки пота, глаза осоловели. Видимо, у него нарастал жар.
Узнав, о чем мы с санинструктором шептались, Стаднюк, поманив Петренко пальцем, тихо спросил:
- А вы уверены в диагнозе? - Заметив, что Петренко смутился, добавил: - В таком случае нечего без пожара бить в набат.
Бойцы сочувственно смотрели на товарища и встревоженно шептались. Кто-то за моей спиной тихо спросил:
- А чего с ним приключилось?
- Кто ж его знает, скорее всего, холера бо чума...
- А может, проказа?
- Все едино: хрен редьки не слаще.
Заметив обеспокоенные лица бойцов, Стаднюк присел рядом с Осадчим и, положив руку ему на голову, сказал:
- Ну что ты, товарищ Осадчий, раскис, как столетняя бабка? Чуть закололо, а ты уже и помирать собрался.
- Да я що, - оживился боец, - это товарищ санинструктор балакает, що мое дило плохо, а я ничего, и резь в животе уже прошла.