Счастье! Всепоглощающее, непомерно огромное счастье! Целый океан щемящего сердце, щекочущего глаза счастья медленно поглотил Шамана… Позвольте? Какого, на фиг, Шамана? Его зовут иначе. Он обычный человек, с обычным именем, работой, семьей, сыном, но он – безмерно счастливый человек. Он самый счастливый человек на Земле, в Солнечной системе, в Галактике, во Вселенной…
– Очухался? – Очкарик потрепал Шамана по щеке. Левой рукой. Правая рука Очкарика болталась на перевязи, на завязанном узлом куске холстины, правый рукав штормовки вздулся, распух от обмотавших сломанную Шаманом конечность бинтов. – Словил кайф?
Шаман не сразу понял, где находится и кто с ним разговаривает. Зажмурился, всем сердцем желая открыть глаза и снова оказаться на родной кухне. Ничего не вышло. Перед влажными глазами вновь отблески костра в стеклах очков. Над головой бесстыдно звездное небо, справа темный силуэт дрезины, слева еще один костерик, у огня двое мужиков и Псих. Мужики сидят, шепчутся. Псих лежит, вроде спит.
– Что это было?.. – спросил Шаман, с трудом ворочая сухим языком.
– Это было счастье, – ответил Очкарик, левой рукой помогая Шаману приподняться и улечься на бок, поудобнее расположиться возле костра. – Ты сам не знаешь, что для тебя счастье, а травка знает. Пожуешь травки, и она тебе все покажет.
– Какой травки?
– Плакун-трава. Чаще ее называют слезкой, слезами.
– Почему?
– Попробовал травки – плачешь от счастья, кончилась трава – плачешь от горя, опять хочется счастья… Я тебе травы растер и под язык засунул, когда ты в дауне валялся. Долго тебя трава держала. Некоторые за час под травкой целую жизнь проживают, а иные за сутки объективного времени испытывают секунду счастья. Никто не знает, сколько его плакун держать будет и сколько субъективная кайфовая житуха продлится. Для каждого травка своя, она…
– Пить очень хочется, – перебил задушевную проповедь Очкарика Шаман. – Во рту Сахара.
– Пить? – удивился Очкарик. – Вот как… А я после травы от слюны отплеваться не могу… Эй! Фляжку бросьте!
Мужики у соседнего костра пошуршали в темноте и с ответным “Лови!” бросили Очкарику плоскую флягу с крышкой-колпачком.
– На, глотни, – крутанув колпачок, Очкарик протянул флягу Шаману.
– Спасибо. – Шаман сделал глоток, другой, сдержался, оставив во фляге ровно половину теплой, невкусной, но столь желанной влаги. – Скажи, приятель мой лежит, балдеет сейчас под травкой?
– Ты мне нравишься все больше и больше, – Очкарик забрал у Шамана флягу, встряхнул. – Пить хотел до смерти и все же всю воду, до капли, не вылакал. О товарище беспокоишься, терпишь, о главном не спрашиваешь… За Психа будь спокоен. Плакун не наркотик, скорее наоборот. От него только польза. Трава еще и лечит. Тебя, например, ослепили галогенным фонарем, оглушили и травку после в рот сунули не ради кайфа, а чтоб не помер случайно. Такие, как ты, люди Крокодилу позарез нужны. Дерешься ты на уровне шестого дана, я прав?