- Жив, боярин? Не занемог без пуховиков? Терпи. Багрей те пятки поджарит, хе-хе.
Багрей! На душе боярского сына стало и вовсе смутно: нет ничего хуже угодить в Багрееву ватагу. Собрались в ней люди отчаянные, злодей на злодее. На Москве так и говорили: к Багрею в лапы угодишь - и поминая как звали.
- Слышь, караульный
Но тот не отозвался: надоело под дождем мокнуть, убрел к избушке.
Багрей проснулся рано. За оконцами чуть брезжил свет, завывал ветер. Возле с присвистом похрапывал есаул. Пнул его ногой.
- Нутро горит, Ермила. Тащи похмелье4.
Одноух, позевывая, побрел в сени. Вернулся с оловянной миской, поставил на стол.
- Дуй, атаман.
Багрей перекрестил лоб, придвинул к себе миску; шумно закряхтел, затряс бородой.
- Свирепа, у-ух, свирепа!
Полегчало; глаза ожили.
- Сказывай, Ермила.
Одноух замешкался.
- Не томи. Аль вести недобрые?
- Недобрые, атаман. Худо прошел набег, троих ватажников потеряли. Боярский сын лихо повоевал.
- Сатана!.. Сбег?
- На стан привели. В яме сидит.
- Сам казнить буду... Что с обозом? Много ли хлеба взяли?
Одноух рассказал. Доложил и об Авдоньке. Багрей вновь насупился.
- Не впервой ему воровать. Ужо у меня подавится. Подымай, Ермила, ватагу.
- Не рано ли, атаман? Дрыхнет ватага.
- Подымай!
Разбойный стан на большой лесной поляне, охваченной вековым бором. Здесь всего две избы - атаманова в три оконца и просторный сруб с подклетом для ватажников. Чуть поодаль - черная закопченная мыленка, а за ней волчья клеть, забранная толстыми дубовыми решетками.
В ватаге человек сорок; пришли к атамановой избе недовольные, но вслух перечить не смели.
Обозников и купца привели из подклета; поставили перед избой и Авдоньку с боярским сыном.
Одноух вышел на крыльцо, а Багрей придвинулся к оконцу, пригляделся.
"Эх-ма, возницы - людишки мелкие, а купчина в теле. Трясца берет аршинника. Кафтан-то уже успели содрать... А этот, с краю, могутный детинушка. Спокоен, сатана. Он ватажников посек... Погодь, погодь..."
Багрей даже с лавки приподнялся.
"Да это же!.. Удачлив день. Вот и свиделись".
Тихо окликнул Одноуха.
- Дорогого гостенька пымали, Ермила. Подавай личину5.
- Аль знакомый кто?
- Уж куды знакомый.
Когда Багрей вышел на крыльцо вершить суд и расправу, возницы и купец испуганно перекрестились. Перед ними возвышался дюжий кат6 в кумачовой рубахе; лицо под маской, волосатые ручищи обнажены до локтей.
Купчина, лязгая зубами, взбежал на крыльцо, обхватил Багрея за ноги, принялся лобзать со слезами.
- Пощади, батюшка!
А из-под личины негромко и ласково: