Впотьмах пропустили Правороть, где надо было свернуть, вылетели к злосчастной Прохоровке, которую все объезжают, как зачумленное место: 7 и 8 июля гитлеровцы ее непрерывно долбили с воздуха и превратили в крошево.
Вот здесь-то, возле глухого хутора, где остался одинокий глухой дед, мы и врезались в злополучную воронку. Долго ждали попутной машины, которая согласилась бы вытащить наш автомобиль из ямы и взять его на буксир. За железной дорогой слышался нарастающий грохот боя, явственно доносился треск пулеметных очередей, в воздухе ревели наши штурмовики, поливавшие где-то поблизости наступавших гитлеровцев дождем трассирующих пуль и реактивных снарядов.
На рассвете нас выручил шофер проезжавшего мимо грузовика. Он протащил нас мимо разбитой Прохоровки и доставил вот в эту деревушку, в автобат 6-й гвардейской армии, где сейчас нашу машину чинят. Работают здесь геройски сейчас пять часов утра, а рабочий день (или рабочая ночь?) в разгаре. Для поднятия духа слесарей играет гармонист...
Продолжаю запись на командном пункте штаба фронта - только что продиктовал на телеграфе статью "Контратака" - о нашей поездке к тацинцам.
Борис Фишман успел съездить в Бобрышево. Рассказывает, что люди уехать не уехали, но все ушли в поле, боясь бомбежки. Только в доме наших хозяев остался упрямый старик. Он твердо верит, что гитлеровцев скоро прогонят, и деревне они никакого вреда причинить не смогут:
- Какая силища наша пришла! Неужто их не одолеет?
А силища действительно подходит несметная.
Сегодня по дорогам движутся к фронту части свежей пехотной армии, кажется 5-й гвардейской. Говорят, что с Юго-Западного фронта прибыла воздушная армия. Здесь - опергруппа начальника штаба ВВС генерал-полковника Худякова. Все говорит о том, что готовится мощный контрудар..."
Вечером этого нескончаемого дня (мы не спали уже двое суток) я и Фишман вернулись на командный пункт командарма Катукова. Он был уже на новом месте: глубокий лесистый овраг, просторные блиндажи. Повышенная бдительность: несколько цепей часовых, строгая проверка документов. В тот вечер я написал в дневнике:
"Катуков спит. Я беседую на пригорке со знакомым работником оперативного отдела майором Колтуновым. Он сообщает, что активность гитлеровцев снизилась.
За сутки они почти нигде не продвинулись. Все, чего они добились за эти дни ожесточеннейших боев, - это вмятина на линии фронта, не больше.
Критическим для нас моментом были дни 8 и 9 июля, когда гитлеровцам удалось ворваться в Кочетовку и Верхопенье, потеснив 31-й танковый и 3-й механизированный корпуса. Но тут же, в ночь на 9 июля, в полосу действий 1-й танковой армии был переброшен в качестве подкрепления свежий, 10-й танковый корпус. Кроме того, для обеспечения правого фланга армии Катукова в район Меловое был рокирован 5-й гвардейский танковый корпус. И хотя гитлеровцам и удалось растрепать принявшую на себя их первый удар 6-ю гвардейскую армию, хотя они нанесли серьезный урон вставшей железным щитом на их пути 1-й танковой армии, хотя они и поставили в трудное положение 5-й гвардейский Сталинградский корпус, нанеся ему большие потери непрерывными бомбежками, им так и не удалось добиться сколько-нибудь существенного стратегического успеха.