Усевшись на завалинку чудом уцелевшей в этой переделке избы, мы беседуем с танкистами о событиях минувшей ночи. Беседа отрывочна, немного сбивчива - люди еще целиком во власти пережитого. Но впечатления эти ценны своей непосредственностью и искренностью.
- А помнишь, как они, сволочи, за кладбище уцепились?.. А Евтушенко-то, Евтушенко - вот комик! Фашист капрал бежит, а он - прыг из танка, за манишку гада и - будь здоров - в плен!.. Ну, а как Заскалько им жару дал! Двенадцать орудий по его KB в упор, а он - ноль внимания, фунт презрения: будьте добреньки, под гусеницы! Ему что эти снаряды - горох! Черта с два броню пробьет!.. А Самохин? Что ты молчишь, Костя? Скажи, как ты их гранатами из люка лупанул!..
Константин Самохин по-прежнему командует ротой.
- Это незаурядная личность, - говорил мне о Самохине Катуков три дня назад в Чисмене, - он себя еще покажет. Воюет с первого дня войны. Говорят, что он родом из-под Сталинграда - лихой казак. Завзятый танцор, организатор самодеятельности, в мирное время был футболистом, играл за центр нападения. Ну, а теперь забивает голы фашистам бронебойными болванками. Боевое крещение принял еще в войне с белофиннами и был награжден за храбрость медалью. В июльские дни на Украине его танковая рота истребила более сорока фашистских танков. На формирование бригады
в район Сталинграда он прибыл уже опытным командиром - на гимнастерке у него уже был орден Красной Звезды, а теперь добавился орден Ленина. Отлично воевал под Орлом!..
В Чисмене нам не довелось встретиться с Самохиным, и теперь я с любопытством разглядываю этого молодого, смуглого, плотного и в то же время легкого и очень поворотливого офицера в комбинезоне. Он сконфуженно улыбается:
- Ну, так то же не по уставу. Что я буду делать, если снарядов не осталось, а фашисты тут, рядышком, тепленькие, в блиндаже? Вот я, нарушив устав, и высунулся из люка и начал их гранатами забрасывать...
Бурда добавляет, что в этом бою Самохин израсходовал четыре боекомплекта, - так часто приходилось ему ходить в атаку и вести огонь по боевым позициям гитлеровцев.
Беседа на завалинке продолжается. Разговор идет пока вразброд, после боя прежде всего вспоминают моменты, которые были очень сложными, подчас трагическими, а теперь почему-то кажутся забавными, смешными. Память в минуту наивысшего нервного напряжения в бою фиксирует малейшие детали, словно фотографическая пластинка, и во время передышки люди испытывают потребность выговориться и притом вдоволь посмеяться - это необходимая разрядка.