В тот день, когда Елизавета Степановна стала подозревать неладное с дочерью, Василий Никанорович и вовсе не приехал с работы: прислал сына сказать, что председатель заставил к завтрему поставить на ноги трактор: ему картошку собирать. трактор был в станице один, но в МТС чинились три колхоза, поэтому "папка" принял решение снять с имеющихся машин все рабочие части и выдать Председателю завтра сюрприз.
- Ой, чо будет! - ныл Ванька, неумело прикладывая ладошку к щеке, - Ка бы не арестовали за таки дела.
Пока Ванька, хватая не отмывшуюся при варке картофелину, чистил ее и рассказывал о трудовых буднях батьки, Елизавета Степановна, позабыв про духи, следила за дочкой. Та сидела в своей комнате перед зеркалом и расчесывала волосы. Она так близко пригибалась к зеркалу, что-то высматривая на своем детском веснушчатом личике, что мать подумала, что дочка не в себе.
- Вичка! Иди есть. Расскажи вон Ваньке про свои успехи. Та и я ни капельки не поняла, что ты тут набалагурила.
Вика деловито развернулась, посмотрела на брата сверху вниз:
- Он мне пять поставил за иллюстрацию к повести Гоголя про "Вия".
- Шо ж ты нарисовала? - поинтересовалась Елизавета Степановна.
Вика понимала, что мать все равно не оценит ее так, как могут оценить знающие люди, но стала рассказывать.
- А як же ж побачить хоть бы одним глазочком, доня?
- Выставку в школе устроят. Это я еще карандашом: никто так карандашом не умеет, особенно лица. А у меня похоже: я уже Нюру рисовала.
- Колдунью что ли с нее срисовывала, ведьму? - прыснул Ванька, и Вичка сорвалась с табурета и понеслась за ним вокруг стола.
Мать все присматривалась к дочери, видя, как изменилась ее хрупкое, нежное и наивное создание в последние дни. Ноздри девочки все время надувались, как у строптивой и неспокойной жеребицы, губы - полуоткрыты. Влюбилась девчонка. В этого своего учителя влюбилась.
В окно постучали.
- Батя! - крикнул Ванька, - Чой-то он стучится-то?
Елизавета Степановна вздохнула и пошла открывать дверь, встречать ночного гостя. Через секунду из сенцов раздалось ее истошное, пронзительное: "Мама!"
Слепая жестокость
- Ну и запах тут у тебя! - входя, заметила старуха в толстом ватнике и пуховом черном платке, - Проветрить не можете? Сними что ли с меня варежки, руки болят. Вот видишь.
Она поднесла к лицу Елизаветы Степановны, стянувшей с женщины варежки, свои негнущиеся, словно обглоданные, красные пальцы.
- Бабушка, - прошептал Иван и поднялся с пола, вытягивая шею.
Женщина устало улыбнулась детям и села на лавку, она вела себя так, словно отсутствовала дней пять.