- Любя рисовала?
- Кого любя? - переспросила Вика, стесняясь и слово-то это при бабке повторить.
- Вообще, пуста голова, с любовью в сердце?
Вика пожала плечами:
- А за что мне кого не любить?..
Так и оказалось, что целый приход Викиному Спасителю молился, а она стояла лицом к ним, и слушала, глядя вверх, в освещенный ярким солнцем просторный барабан, как гулко и торжественно звучит молитва, как мощно и величественно отзывается старая церковь, как благодарно смотрит Всевидящий на нее прямо с голубого выцветшего купола.
Диковинно было Ване наблюдать за женщинами, за Асей, он косился на Марка Семеновича, тот стоял возле окна, освещенный ярким светом, опустив голову и сцепив руки. Ася совсем не была похожа на него, она была выше, стройнее и нежнее, словно горная лань, о которых Ваня читал у Лермонтова.
На обратной дороге Марк Семенович сказал:
- На тебя теперь, Виктория Васильевна, вся надежда наша, Викторией тебя родители назвали, по-латински, Победа.
- А по-нашему, Вера, - добавила Матрена Захаровна, - выходит в одном имени: Вера в Победу.
Еще через неделю Ваня прибежал домой среди дня, с охапкой вещей и сапогами, пометался по комнате, со страху завалил все имущество за занавеску, отделяющую его кровать. Уселся на лавку, вскочил, пересел на другую, решая, как поступить, как сообщить...
В этот момент вошла Елизавета Степановна.
- Ты чего с работы ушел? Не нужон? Щи будешь?
- Буду, мама, - отозвался он, - тут такое дело...
Мать сходу стала искать глазами Матрену Захаровну, половешка о тарелку стукнулась особо громко. Она обреченно посмотрела на сына.
- Я ухожу на фронт. Комсомольский призыв. Вот, - он вытянул из-за занавески сапог, - Выдали.
Елизавета Степановна начала приседать, но передумала, подошла к сыну, обхватила его голову и прижала к груди, судорожно заговорив:
- Отец, батя-то, уходя, что велел: детей беречь. А как же ты?
Она осеклась, учуяв шевеление на полке, руки ее крупно задрожали, бессильно разжавшись.
- Сказали, еды брать на десять дней. Сваргань, ладно. Рюкзак у меня имеется. Пойду одеваться.
- Как? - мать, словно обиженный ребенок выпрямила шею, - Когда это?
- Два часа дали на прощание с родителями.
Сапоги были невероятно велики, шинель Ваня тоже примерил, обвернулся ею два раза. Шинель он сложил в трубу, как в кинотеатре видал, в фильме про Ленина. Сапоги тоже перекинул через плечо, пошел в сандалиях: подмышками по буханке хлеба, за плечами банки с вареньем, пироги, сало, яблоки и кусок копченого мяса. Сверху помидоры и огурцы. Пару консервных банок прикупил в магазине, когда спускался на улицу Радио, к Асе.