— Так вот и живем. Он меня навещает постоянно. Так сын-то не каждый о матери заботится, как обо мне зять.
— Так что же, от дочери вашей давно никаких вестей нету?
— Да уже год, считай, не писала и не звонила.
— Может, случилось с ней что-то?
— Нет, милая, ничего с ней не случилось, недавно художник один знакомый был там проездом, — так все, говорит, у нее хорошо — и дом есть, и машина, и Герберт этот самый. Совести только нету — бросила мать и мужа, ни слуху ни духу.
История про Маргариту мне понравилась, однако надо будет еще над этим подумать, не все так просто. Одно только меня занимало: как Нина Ивановна сумела договориться с Ромуальдом, чтобы он так вовремя запросился на прогулку?
Я думала, что Володя проводит меня до парадной, но он поднялся за мной в квартиру. Лизавета укладывала ребенка спать, зять в коридоре пытался по телефону писать отчет по лабораторной работе, обстановка для приема гостей была не самая подходящая, но Володя не уходил. Он топтался в прихожей и вздыхал, пришлось провести его в комнату.
— Ну что, — выдавил он из себя, — обсудили с тещей мою семейную жизнь?
— Она сама начала, — смутилась я, — я специально не расспрашивала.
— Знаю, — вздохнул он, — это она из лучших побуждений, хочет мою личную жизнь устроить, виноватой себя чувствует из-за жены.
Он так и сказал — жены, не бывшей жены, а, так сказать, существующей. Все ясно — страдает от ревности и оскорбленного самолюбия, не может ее забыть. Но при чем здесь я? Он поймал мой выразительный взгляд, устремленный на компьютер, действительно, мне бы надо еще сегодня поработать, и поднялся.
— Я пойду, — на лице его отражалась неуверенность, — но мне не хочется от тебя уходить.
Мне уже начинало все надоедать, поэтому я потихоньку теснила его к двери, не забывая придавать лицу вежливо-доброжелательное выражение.
— Мы еще увидимся, дорогой, обязательно.
Он уперся спиной в закрытую дверь, взял меня за руки, положил их к себе на плечи, потом крепко меня обнял и поцеловал.
Что ж, все мои домыслы относительно сексуальных меньшинств можно спокойно отбросить. Поцелуй был достаточно страстным и абсолютно мужским, хотя немного странным. Но во мне он пробудил только одно чувство: я дико разозлилась. Очевидно, все же у Владимира Ивановича не все в порядке с психикой, потому что, когда мы были у него дома в тишине и покое, он от меня шарахался. А здесь, когда за дверью в два голоса орут зять и младенец, он вдруг лезет целоваться! Пока я размышляла, как мне реагировать, этот ненормальный отпустил меня, опрометью бросился в прихожую, схватил свою одежду и ушел, не сказав ни слова попавшейся ему навстречу Лизавете. Лизка выразительно на меня посмотрела и покрутила пальцем у виска. Я только махнула рукой.