Он справился с охватившим его волнением. Еще не хватало наделать ошибок. Он тщательно протер кран, к которому прикасался, дверную ручку в ванной. Прошел в гостиную, вытер и там все, к чему прикасался. Захлопнул за собой дверь, придерживая ручку, носовым платком.
И так и не вспомнил еще об одной вещи, которая могла выдать его пребывание в квартире Глеба. Как он и опасался, нервное возбуждение притупило его внимание, и он допустил одну ошибку.
***
На этот раз Анна Николаевна Громова не делала вид, что она страшно занята, не отрывала взгляд от бумаг при появлении Пятакова. Она ждала его и с порога кабинета окинула жестким недоверчивым взглядом, показывая тем самым, что двойное убийство — это не шутки, что она, Громова, — человек серьезный, и никаких душеспасительных бесед сегодня в кабинете не будет.
— Садитесь, Владимир Иванович. Частенько мы с вами встречаемся.
— Да уж не по моей вине, Анна Николаевна. Моя воля — век бы вас не видал, — угрюмо ответил Пятаков.
Он был зол, растерян и угнетен. Убийство Глеба надолго выбило его из колеи. Он не сомневался, что Громова вызвала его на допрос самого первого из всех знакомых Глеба, что ее подозрения усиливаются и скоро перейдут в уверенность, а потом надо только найти доказательства, и вот он, подозреваемый, — далеко ходить не надо!
— Спасибо на добром слове, но ваша манера вести разговор со следователем, тем более с женщиной, кажется мне недопустимой.
— Извините, — неохотно буркнул Пятаков, — нельзя ли ближе к делу?
Он и сам не знал, зачем грубит Громовой, просто ему все надоело.
— Пожалуйста, — Громова открыла папку и надела очки, — перехожу прямо к делу. Где вы находились в понедельник, двадцать второго февраля, с восьми до двенадцати часов вечера?
— Дома, то есть в мастерской. И не только с восьми до двенадцати, а и весь вечер и всю ночь. Сначала работал, а потом спал.
— И разумеется, нет никого, кто смог бы подтвердить этот факт?
— Я, Анна Николаевна, понимаете ли, художник. — Против воли Пятаков опять впал в язвительный тон.
— Я помню, — вставила Громова.
— И мне, для того чтобы работать, не нужно большого кабинета, секретарши в приемной и постоянно действующего производственного совещания. Мне нужны кисти, краски и холст, а еще — полный покой! Чтобы не дергали, разговорами не отвлекали, по пустякам не теребили — сходи туда, принеси то, а у нас опять кран в ванне течет и полочка отвалилась!
«Понимаю, почему жена его бросила», — подумала Громова.
— Нам мастерскую дают не для того, чтобы мы там гостей принимали, а для работы. И вот я, когда работаю, закрываюсь на все замки и телефон отключаю.