К его удивлению, она оказалась уже очищенной от снега. Правда, пешеходные дорожки расчистить от сугробов еще не успели, но это было не столь уж и важно ввиду полного отсутствия пешеходов. Если снег еще не везде убрали в поселке, то как тогда обстоят дела высоко в горах? Определенно вьюга, свирепствовавшая там всю ночь, похоронила под заносами оба их брошенных на перевале автомобиля.
Впрочем, если в распоряжении механика Роби Пирсена имеется мощная снегоуборочная техника, подумал Таггарт, пряча лицо от холодного ветра, вполне может статься, что машины откопали из-под снежных завалов и отбуксировали в поселок. Но в любом случае надо наведаться в эту мастерскую.
– Было бы совсем неплохо знать хотя бы, как зовут девицу, которой ты интересуешься, – пробормотал Таггарт и стал думать, как ему лучше построить разговор с Роби.
Ей надо было прекратить о нем думать. По крайней мере до тех пор, пока на глаза у нее не перестанут наворачиваться слезы при одной только мысли о том, что она никогда его больше не увидит. Глаза у нее и без того покраснели от напряженного всматривания в дорогу, заметенную снегом. Возвращение в долину по извилистому серпантину отняло у нее много сил и нервных клеток. Вынужденная ехать очень медленно, Мойра поневоле вспоминала то и дело того странного американца, от которого сбежала на рассвете, вновь и вновь подвергая сомнению разумность своего поступка.
Прошло около семи часов с тех пор, как она тихо выбралась из их постели, скрепя сердце взглянула на посапывающего во сне незнакомца в последний раз и подавила желание снова нырнуть под одеяло, согретое теплом его великолепного тела. Но эта сцена запомнилась ей в мельчайших подробностях. Ее память отчетливо запечатлела и его длинные ресницы, темневшие на фоне бронзовой кожи, и мужественный подбородок, и крупные губы, которыми он слегка причмокивал во сне, рельефную мускулатуру рук с длинными сильными пальцами, доставившими ей неописуемое блаженство.
Словно бы наяву видела Мойра перед своим мысленным взором светло-коричневую племенную татуировку на его плече, которая вызвала у нее труднопреодолимое желание разбудить антрополога и выяснить у него, на каких еще частях его тела поставили свои клейма людоеды.
И даже спустя семь часов ей не удавалось отделаться от ощущения, что она поторопилась, навсегда лишив себя удовольствия от соприкосновения с его ртом и еще одним универсальным органом.
Однако настырный внутренний голос твердил ей, что она поступила мудро, потихоньку сделав из гостиницы ноги. Потому что в противном случае она бы не удержалась и раскрыла ему всю свою подноготную. Разумеется, взамен потребовав от него рассказать ей все без утайки о себе. Времени на задушевный разговор она, естественно, не пожалела бы.